Сплетая рассвет. Элизабет Лим

что постараешься ходить? – спросила я. – Хоть по чуть-чуть каждый день.

      – Я буду делать по шагу каждый день, пока тебя не будет.

      Этого было достаточно, чтобы укрепить мою решимость. Я поцеловала его в лоб.

      – Тогда надеюсь, что я буду отсутствовать очень долго.

      …

      Пока отец спал, Кетон просвещал меня, как вести себя по-мужски. Как басовито смеяться, чтобы звук будто вырывался из глубины живота, как довольно кряхтеть после вкусной трапезы, как кривиться после глотка крепкого вина. Научил меня, что не нужно просить прощения за отрыжку, выпускать газы, не скрывая этого, и сплевывать каждый раз, когда кто-то осмеливается оскорбить мою честь.

      В конце концов, когда Кетон слишком устал, чтобы продолжать урок, я пошла к себе в комнату и начала мерить шагами пол, обдумывая все, что может пойти не так.

      «Если меня разоблачат, то убьют».

      «Но Кетон с отцом нуждаются в том, чтобы я это сделала».

      В глубине души я также знала, что сама нуждаюсь в этой возможности. Если останусь здесь, то стану женой Цалу – женой пекаря, – и мои пальцы забудут, как шить.

      Посему, откинув сомнения, я собрала все необходимые вещи. Запасную одежду Кетона, свои лучшие нити, вышивальный шелк, шило и иглы, вышитую тесьму, игольницу, мелок, кисти, баночки с краской, блокноты для набросков и перья.

      Солнце будто спешило поскорее взойти на небосвод, ну, или же мне так казалось. Свет выбелил звездный покров над моей головой. Я наблюдала, как утро медленно крадется по морю, пока не коснулось моей улицы и дома.

      Все было готово, мои пожитки аккуратно сложены в узелок, закинутый на плечо. Я уверенным шагом – как Кетон однажды – направилась к двери, прихрамывая, чтобы довершить образ, и опираясь на трость для поддержки.

      – Подожди, – хрипло окликнул меня отец из-за спины. – Подожди!

      В моей груди набухло чувство вины.

      – Прости, папа.

      Он покачал головой.

      – Я ждал этого. Ты всегда была самой сильной среди нас.

      – Нет, – тихо ответила я. – Финлей и Сэндо были сильными.

      – Финлей был храбрым. Сэндо, по-своему, тоже. Но ты, Майя, по-настоящему сильная. Как твоя мать. Ты укрепляешь нашу семью.

      У меня подкосились колени.

      – Отец…

      Одной рукой он схватился за дверь, а другой протянул какой-то тканевый сверток.

      – Возьми это.

      Сверток был сделан из столь качественного шелка, что будто таял при касании. Я развязала золотую шнуровку. Внутри оказались…

      Ножницы.

      Я недоуменно посмотрела на отца.

      – Они принадлежали твоей бабушке, – сказал он, вновь заворачивая ножницы, словно их вид причинял ему физическую боль. – Мы с ними никогда не могли сработаться. Они ждали тебя.

      – Что мне…

      – Ты поймешь, когда они тебе понадобятся, – перебил мой вопрос отец.

      Я открыла рот, чтобы попросить его позаботиться о себе и о Кетоне. Но Финлей с Сэндо ушли с такими же прощальными словами и больше не вернулись. Так что я ничего не сказала и просто кивнула.

      – Майя. –