Княгиня Ольга. Сокол над лесами. Елизавета Дворецкая

владеет.

      Перезван Велебово пение очень ценил, любил слушать сказания о Волхе и Ящере, о Князе Морском, об острове Буяне, о деве Ильмере и прочие, что Велеб перенял от деда Нежаты. Охотно угощал его пением своих гостей, хвастал Велебом, будто родным сыном. Два года Перезван был Велебу вместо отца. Отзывчивый и благодарный, тот привязался к боярину и теперь с трудом верил в то зрелище, что запало в память, пока он бежал через двор с топором и тяжелым Нелюбовым щитом: сперва видно знакомую спину Перезвана в белой сорочке, а потом эта спина дергается, и боярин падает… на боках его огромные красные пятна на полотне… Он мертв… И при мысли этой Велеб невольно поворачивался и утыкался лицом в чужую старую подушку, пытаясь спрятаться от душевной боли.

      Долгом их, уцелевших, теперь была месть.

      Вот только кому мстить и как это сделать? Гриди рассказывали, что юный князь потребовал немедленного похода, чтобы покарать убийц, и многие из бояр его поддержали. Но еще не сказал окончательного слова Мистина Свенельдич, а поэтому и княгиня не говорила ни да, ни нет.

* * *

      На другой день после приезда беглецов в грид явился светловолосый парень, которого Велеб не знал, но вчера приметил среди нарочитых мужей вокруг княгини. Для такого высокого положения тот был чересчур молод – не старше самого Велеба, а то и моложе на год-другой. Однако одет он был в белый кафтан с шелковой отделкой и серебряным тканцем[7] на груди, сшитый умелыми и заботливыми руками, на мизинце сидело витое золотое колечко, а держался он так уверенно и повелительно, словно сам был из князей.

      – Вы как – вернуться туда не побоитесь? – спросил он, остановившись перед беглецами.

      – Побоимся? – ощерился Чарога.

      – Если все так, как вы сказали, то там сейчас такое… – Щеголь поморщился. – Кости на костях… Но делать нечего. Вы мне нужны.

      – Тебе? – угрюмо глянул на него Чарога.

      Ему было за тридцать, но перед этим парнем, вдвое моложе, он почему-то ощущал младшим себя, и это очень досаждало.

      – А кто ты? – с дружелюбным любопытством прямо спросил Велеб. – Я лицо твое вроде бы знаю, а имени не припомню.

      – Ха! – Тот дернул плечами, будто услышал очень смешную глупость. – Мой брат хочет расспросить вас еще раз, как все это было.

      – Но кто твой брат?

      – Мистина Свенельдич! – с таким выражением пояснил наконец щеголь, будто его спросили, кто повелевает громами небесными, и вынудили объяснять, что Перун. – А я – Лют.

      «Дураки совсем, что ли?» – без слов договорили его выразительно поднятые ровные брови.

      И Велеб сообразил, почему это лицо кажется ему знакомым. Лют походил на Мистину, как только могут быть похожи два человека с разницей в возрасте лет шестнадцать-семнадцать. Те же длинные светло-русые волосы, правильные черты, острые скулы, глубоко посаженные глаза, лишь у старшего брата имелась на носу горбинка от перелома, а у младшего лицо было более продолговатым и худощавым. И если Мистина источал повелительную уверенность, не

7

Тканец – тесьма.