Катастрофа. Вадим Вольфович Долгий (Сухачевский)

позвольте вас проводить, а то места тут не спокойные», – передразнивая его, прокудахтала Полина. – А ножичком вот этим хотел меня потом раскромсать? – Она помахала в воздухе большим кухонным ножом. И других девушек им же кромсал? Признавайся, гнида!

      – Подожди, Поленька, – остановила ее Катя, надо же все по порядку.

      – Да, да, – сказал Юрий и мягким голосом обратился к пленнику: – Так вот, любезный, хотелось бы сперва знать, кто вы такой и что вас подвигло на подобные деяния.

      Он нарочно взял этот интеллигентный тон: при подобном общение такие типы сразу наглеют и развязывают язык. Некую роль тут должны были сыграть и его очки: при виде очкариков такие почему-то в особенности распоясываются. Он не ошибся, так оно и произошло. Человечек вскричал:

      – Права не имеете! Кто вы такие, чтобы вот так вот с людьми?! Я требую, чтобы меня развязали.

      Юрий закивал согласно:

      – Конечно, милейший, развяжем, со временем развяжем непременно. Однако вы пока не ответили на мой вопрос. Для начала – на первый: кто вы?

      – Чурилло Василий Афанасьевич. Между прочим, депутат районного совета. – В его осанке даже появилась некоторая горделивость. – И поэтому я требую!..

      Так же мягко Юрий его перебил:

      – Потом, потом. Требования – это потом. Покуда же, Василий Афанасьевич, ответьте на второй вопрос: что вас толкнуло на все эти подвиги?

      Человечка понесло. Он заговорил торопливо:

      – Я очищал мир! Да! Очищал! От таких вот напомаженных краль! Не место им на нашей советской родине!

      – Можно я ему вмажу? – тихо спросил Викентий.

      – Ни в коем случае, – так же тихо ответил Юрий. – Послушаем-ка, послушаем…

      Пленник явно услышал его слова и, кажется, воспринял их как одобрение. Голос его наполнился правотой.

      – Я всегда очищал мир от тех, кому не место в нем! От врагов народа, от беглых раскулаченных! У меня грамота есть от НКВД! Я член ВКП(б), между прочим! И судить меня может только наш справедливый советский суд!

      – Будет тебе суд, – пообещала ему Полина. – Не совсем, правда, советский, но уж точно – справедливый.

      Тот взвизгнул:

      – Я прошу оградить меня от этой дамочки! Она еще ответит за нанесение побоев депутату райсовета!..

      Что-то еще визжал – снова о заслугах своих, о грамотах, об очищении мира. Юрий, не особо вслушиваясь, думал о другом: да, решение о реанимации Тайного Суда было правильным. Ну схватила бы когда-нибудь наша доблестная милиция этого подонка (что тоже еще вилами по воде писано), ну дал бы ему наш советский суд, учитывая все его грамоты и билет члена ВКП(б), лет пять, не шпион же, не враг народа. А таким, как он… Вот уж кому воистину не место…

      Визг его уже порядком надоел, и Юрий совсем уже другим тоном приказал Викентию:

      – Заткни его.

      Викентий быстро затолкал ему в рот кляп все из того же шарфа. Теперь депутат мог только вращать глазами, которые теперь постепенно опять наполнялись ужасом.

      Юрий сказал Викентию:

      – Обустрой там, в подвале, все для заседания. Как управишься, так