Катастрофа. Вадим Вольфович Долгий (Сухачевский)

впрочем, и еще одна причина для его унынья. Стенки в их хибаре были тонкие, фанерные, и однажды Юрий ненароком услышал разговор Викентия с Полиной.

      – …Не надо! – говорила Полина. – Прошу тебя – больше никогда!

      – Но почему?! У нас же с тобой там, в Москве, было уже…

      – Да, было… Но тогда я еще «невидимкой» была, так что, можно сказать, это была и не я.

      – А сейчас ты что же… меня… совсем?..

      – Да нет, я люблю, люблю тебя, глупенький! Сейчас-то и люблю по-настоящему! Но только совсем не так, как ты хочешь. А как ты хочешь – так нельзя…

      – Когда любят, то все можно…

      – Да, обычно так… А со мной – иначе…

      – Ты что, больная?

      – Можно сказать, что и так. Только это не такая болезнь, как ты думаешь, она – в душе. Того, кто это со мной делает, я могу навсегда возненавидеть. Ты же не хочешь, чтобы я возненавидела тебя?

      – А откуда это у тебя так?

      – Все оттуда, из школы невидимок… Не хотела тебе рассказывать, но, видно, придется… Нас, невидимок-девочек, с детского возраста чуть ли не каждый день страшно насиловали…

      – Недопашный и Палисадников?

      – Да, в том числе и они… Ты знаешь, этих двух гнид я сама раздавила… Еще был такой Слепень…

      – Фамилия такая?

      – Нет, фамилия у него была Слепченко, старший лейтенант госбезопасности, но все называли его Слепень. Самый страшный из троих. Тоже, говорят, сдох; жаль, что не от моей руки… Этот Слепень, бывало, потом спрашивал: «Что, детка, сильно ненавидишь меня?» Я однажды не выдержала и скала, что, мол, да, ненавижу! А он мне: «Вот и правильно, детка. Для того все и делается. Ты должна ненавидеть каждого, с кем спишь, так оно полезно для дела, а то потом, глядишь, убить его будет жалко». И вот с тех пор… Я не могу с тобой, не могу, ты должен понять!

      Бедная девочка! Да и Викентия ему, Васильцеву, было жаль. Влюбился, видно, по-настоящему – и вот же беда какая!..

      – А иногда мне кажется, – добавила она, – что этот Слепень жив – уж больно ловок был, чтобы дать себя вот так вот запросто грохнуть.

      – Попадись он мне… – проговорил Викентий. – Уж от меня бы не ушел.

      На это она сказала:

      – От меня бы тоже не ушел… Только так было бы слишком просто для этого гада. Его надо судить. Для таких вот и существует Тайный Суд.

      – Палка – камень – веревка… – машинально проговорил Викентий.

      – Вот-вот, это самое.

      Юрий подумал, что ради этого Слепня, в самом деле, можно было бы сделать исключение.

      Викентий вздохнул:

      – Да, хорошо бы… Только Тайного Суда теперь нет… – и вкратце объяснил ей, почему, согласно уставу, именно так обстоят дела.

      – Понятно… – произнесла Полина. – Нет, говоришь, Суда?.. – И решительно объявила: – Нет – значит, будет!

      Чт? она имела в виду, стало ясно уже на другой день. Было воскресенье, когда все в сборе, и за обедом Полина спросила у Кати словно бы невзначай:

      – Кем я вам теперь