Мир госпожи Малиновской. Тадеуш Доленга-Мостович

на заводе Шульца на Подгуже. Чего тут требовать?! Пфе!.. – Он пожал плечами и закурил. – Для сына литейщика сидеть в такой конторе и быть начальником – пик карьеры, – продолжил Малиновский. – Как он там говорит: «Напряженная работа на своем участке»… Ха-ха-ха… Не думаешь, что это звучит двусмысленно? Кстати сказать, знаешь уже анекдот о еврее, который хотел продлить срок кредита?…

      – Не люблю анекдотов, – буркнул Борович.

      – Какой-то ты смурной, а?… Возвращение из лона природы в городской шум. Да, понимаю.

      Борович нахмурился.

      – Прости, – он старался говорить спокойно, – у меня тут сложные расчеты.

      Малиновский кивнул и замолчал. Тоже принялся за работу, но потом начал тихонько насвистывать. Время от времени поглядывая на него, Борович видел полные красные губы, высокий, хорошей лепки лоб и уже редеющие, но еще шелковистые и волнистые волосы. Чуть ли не впервые он смотрел на него внимательно. В красоте Малиновского, в красоте, несомненно, благородной, таилось все же что-то нагловатое, что-то тривиальное. Улавливалась в этих почти классических чертах некая ложь. Гладко выбритая кожа, ясный лоб и даже маленькие, тщательно подстриженные усики были как будто этаким поверхностным слоем. Сейчас Боровский не видел его глаз, но старался вспомнить их выражение. Они тоже были красивые: темно-ореховые, с необычным блеском, а ресницы черные как смола. Вот только выражение этих глаз оставалось неуловимым.

      Внезапно он вспомнил разговор с госпожой Богной, еще зимой. Она тогда сказала:

      – У него глаза необычайно хороши.

      – Но без выражения, – заметил он равнодушно.

      Тогда она засмеялась и обронила, словно нехотя:

      – Это зависит от того, на кого он смотрит.

      – Ну, на вас-то, естественно, он смотрит сладострастно и с восторгом.

      Она ничего не сказала, но если бы Борович обратил тогда внимание на ее молчание… Когда же это было? В январе, да, кажется, в январе. Перед возвращением гендиректора. Он тогда относил в его кабинет заключение на подпись. Госпожа Богна в то время уже была увлечена Малиновским.

      Как же это банально: секретарь гендиректора и референт Малиновский… Да… Хотят сообщить, что их бракосочетание состоится тогда-то и тогда-то… Брр… Что же выражает взгляд этого дурня, когда он смотрит на нее? Естественно, это глуповатое выражение, самое обычное. Желание ею обладать – и только. А для женщины, да, для женщины это будет мудрейшее выражение. Для всех них. Среди женщин нет личностей. Разница – лишь в характерных чертах психики, фундамент же остается неизменным: служить виду, плодиться, подбирать для этого самые подходящие экземпляры самцов. Госпожа Богна умна, сообразительна, чувственна. В этом ей нельзя отказать. Но все это становится несущественным, когда пробуждается простой инстинкт, примитивнейшая всесильная сила плазмы, содержащейся в…

      – Как полагаешь, Стефчик, он обиделся?

      Борович непонимающе посмотрел на Малиновского:

      – Кто?

      – Да Ягода! Он какой-то отрешенный. Не хотелось бы, чтобы он против меня настроился.