Черная тетрадь. Ольга Евгеньевна Шорина

вот увидишь!

      – Да кому ты … нужен! У тебя на хлеб-то денег нет, ни то, что на публикации!

      – Она …! Архивы! Что она их тащит в дом!

      – Да хобби у неё такое!

      Я внимательнейшим образом читаю местную газету, жду в ней статью Сафронова. Он так на неё надеялся, так полагался, – что эта публикация всё изменит, и в фирме деньги сразу появятся. И я тоже в это верю, но боюсь, что он напишет про наши «общественные начала», и об этом узнают родители!

      Но месяц прошёл, а статьи нет и нет. И я впервые обращаю внимание, что пишут одни и те же корреспонденты: Ольга Рожкова, Татьяна Фролова, Владимир Лобанов, Валентина Чеклина. Для чужаков, какого-то там выскочки Сафронова, в газете Администрации района, места нет. Только на платной основе.

      И я осознаю, что никогда у Сафронова ничего не получится, раз не выходит такая мелочь. А я попала в огромную беду, в яму, каменный мешок, в ловушку, на крючок, в белорусское болото.

      Конечно, они там считают, что победили! Что я, как миленькая, всё рассказала родителям.

      Нет, я по доброй воле ничего не скажу. Они не помогут, будут только «пузырёчек давить».

      Мне западло им говорить.

      В четырнадцать лет я тоже очень сильно провинилась, и мама тогда сказала: «А ты знаешь, что я могла бы тебя просто избить?»

      Заметки на полях 20 лет спустя

      И сесть в тюрьму лет так на восемь. Если тяжкие телесные будут.

      14 марта 1999, воскресенье

      Я с детства люблю всё польское, чехословацкое, венгерское, – книги, мультфильмы, фильмы. Вот чех, писатель Вацлав Ржезач. Он не раскручен, как Карел Чапек или Ярослав Гашек, известен только отдельным эстетам вроде меня. И у пана Ржезача есть роман “Svedek“ – «Свидетель» (так и хочется приписать – Иеговы). Помню, как читала его в школе на химии. И есть там совершенно омерзительный персонаж – Эммануил Квист, пришелец в небольшом, выдуманном южночешском градце Бытень. И он так пуст, что принимает, как радиоприёмник, чужие чувства: ненависть, похоть…

      Заметки на полях 20 лет спустя

      Сейчас эту книгу записали бы в жанр «магического реализма».

* * *

      А есть Константин Ушинский, я в детстве любила его рассказ про мальчика, по рассеянности отправившего бабушке в письме чистый листок. И поскольку конверт был пуст, то по дороге приставал ко всем письмам в почтовой карете.

      И я как этот жуткий Эммануил Квист (хотя на него больше бухгалтер Курицын смахивает), и пустой конверт. У меня нет своей внутренней жизни.

      И моя мама. Она живёт жизнью соседей и случайных прохожих. Подглядывает, подслушивает, распаривает чужие письма и аккуратно заклеивает.

      Соседка из примыкающей однокомнатной забрала древнюю мать к себе, а квартиру сдала молодой паре, Жене и Вадиму. Я их ещё в январе напугала, и никакой отъём ключей мне не помеха. Позвонила, спросила Екатерину Максимовну.

      – А она уехала к своей дочке, – приветливо сказала Женя.

      – А я хотела квартиру снять.

      И Женя сразу стала не злющей, а какой-то возмущённо капризной:

      – Сейчас мы снимаем!

      Мама