На секретной службе Его Величества. История Сыскной полиции. Робер Очкур

прошептал он.

      Я взял в темноте за руки Смирнова с Петрушевым и сказал:

      – Пойдем к дверям и постучим. Если отворят, сразу вваливайтесь, а я дверь запру. Фонарь с вами?

      – Здесь!

      – Давайте его мне!

      Я взял фонарь, приоткрыл в нем створку, нащупал огарок и приготовил спички.

      Потом мы втроем смело подошли к дверям, и я постучал в окно.

      Никто не отозвался. Я постучал крепче.

      За дверью словно пошевелились. Потом Анна закричала:

      – Кто там?

      Я изменил свой голос и ответил:

      – Отвори! От Стефании и от отца!

      За дверью опять все смолкло, но затем звякнула задвижка, и дверь чуть-чуть приоткрылась.

      Моим молодцам было этого довольно.

      Они мигом распахнули дверь и вошли в комнату. Раздался страшный крик перепуганной Анны.

      Я вошел за ними, тотчас запер дверь и зажег фонарь.

      Это было делом одной минуты.

      Перед нами стояла Анна в одной длинной сорочке.

      – А где Мишка? – спросил я.

      Она продолжала кричать как резаная:

      – Какой Мишка? Я ничего не знаю. Вы всех забрали. Оставьте меня!

      – Ну, братцы, идите прямо к двери, на ту сторону, – сказал я, – да осторожно. Смотрите направо. Он там, может быть, за печкою.

      Я не успел кончить, как Анна бросилась к двери и заслонила ее собою.

      – Пошли вон! Не пущу! – вопила она.

      Я потерял терпение.

      – Берите ее! – крикнул я.

      Она стала сопротивляться с яростью дикой кошки, но мои силачи тотчас управились с нею. Смирнов сдернул с кровати широкое одеяло, ловко накинул на нее, и через две минуты она лежала на постели спеленутая и перевязанная по рукам и ногам.

      Тогда она стала кричать:

      – Спасайся!

      В ту же минуту распахнулась дверь, и из нее, страшный, как сибирский медведь, выскочил Мишка Поянен. В руках у него была выломанная из стола ножка.

      – А, ты здесь, почтенный! – крикнул я ему.

      Мой голос привел его в бешенство, и он, забыв о двух моих пособниках, с ревом кинулся на меня и… в ту же минуту лежал на полу.

      Петрушев подставил ему ногу и сразу насел на него. Связать его потребовалось минут пять.

      Тогда я приказал развязать Анну, и мы вышли из сторожки номер девять со связанным Пояненом.

      На другой день снимали с него допрос. Личность его была удостоверена раньше. Ему было всего тридцать лет. Выборгский уроженец, типичный чухонец, угрюмый, мстительный, злой, он был у себя на родине четыре раза под судом за кражи и два раза был сечен розгами по сорок ударов каждый раз.

      Но это и все, что мы о нем узнали.

      Сам он от всего отрекался. Не узнавал Славинского, Стефании, Калины, меня. Отказывался от всякого соучастия в преступлениях, и, хотя его убеждали и я, и Келчевский, и Прудников, и приставы, и даже пастор, все-таки он не сказал ни одного слова признания.

      Но улики против него были слишком очевидны, чтобы он мог этим путем избегнуть наказания. Так окончилась поимка Поянена. С Перфильевым дело было гораздо труднее, и мне помог благодетельный