Чужой Завет. Эссе. Часть вторая. Владимир Буров

ноты, но и вообще, оказывается, мама мия:

      – Оглох, – еще не родившись-ь!

      Нет, не только уха, но и слуха. Правды хочется, но поймать ее в космосе, будучи там в шапке ушанке:

      – Не получается.

      А то говорят, не бывает таких космонавтов, чтобы летали, но именно в шапке-ушанке вместо космического шлема. Да, мало, обычно, даже под елкой маслят не находят – здесь что-то получается, как у второклассника, надеющегося в скором будущем получить доступ к должности поммастера на местной фабрике, – а то и:

      – До начальника цеха достукается.

      Да, вот сейчас пошли женщины, мальчики, и они, увы, как у предков Ивана Грозного:

      – Да, кровавые, но только в иво глазах – слушать дальше не то, что нельзя, – а:

      – Просто невозможно.

      Что тогда говорить про наслаждение, которое я получал, как подарок к следующему дню рождения, когда ловил перевод членов отряда VHS, прославивших России в конце 80-х и особенно в начале 90-х годов.

      Как ангелы они спустились к нам на Землю, а теперь к ним – тем переводам прошлых лет Гаврилова, Володарского, Михалева, Дохалова, Карцева, Живова, Горчакова, – были и еще, не все имена знаю, – нет легкодоступной очереди:

      – То могу открыть в Одноклассниках, то не получается.

      Делаю запрос, а мне отвечают – прошу прощенья – хрен знает на каком языке, – ибо это:

      – Не-русский.

      – – – – – – – – – —

      Деление Завета Бога на Две Скрижали Завета может увидеть только Человек.

      Что и сделал Пушкин в своих произведениях, и буквально-таки демонстративно в:

      – Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, и Воображаемый Разговор с Александром 1.

      Только Человек может рассечь этот Камень на два.

      И Шекспир сделал это же, но так наглядно, как Пушкин, тем более на русском современном языке – больше никто.

      По сути это определяет, что и в одном человеке – Два. Как это происходит и с Петром во двое первосвященника, он пугается, и трижды отрекается от Иисуса Христа, – как и было ему предсказано И.Х.

      Но второй человек в апостоле Петре, боящийся человек, боится:

      – Уже не за себя, а за Иисуса Христа, – поэтому отрекаясь от И.Х., предавая Его – берет вину Иисуса Христа:

      – На себя! – т. к. И.Х. и обвинялся именно в предательстве веры.

      Поэтому Петр не убегает со двора первосвященника, а наоборот, выступает вперед со словами:

      – Я предатель веры – берите меня.

      Не исключено, что и взяли. На картине Караваджо трое обнялись между собой, а не как у Лермонтова двое:

      – Он и барс.

      Кто третий на этой картине Взятие Христа под стражу?

      Павел или Иуда? Писать простого стражника Караваджо не будет, ибо это опять двадцать пять только примерность:

      – Как Бы Это Могло Быть, – для реальной истории – пустой звук, совсем не похожий на узор надгробной надписи даже на непонятном языке.

      Тут под Стражей имеются в виду, скорее всего, сторожа-защитники – телохранители,