Ангелы в белом. Гарик Кричевский

поверь мне! Пиши! – капитан нервно развернул перед Иваном листок бумаги с внушительным гербом СССР.

      – Что писать? – удивился Иван.

      – Объяснительную! Пиши подробно: для чего явился в ОВИР, с кем общался, кто тебя надоумил… Все пиши! В Австралию он захотел!

      Когда Иван закончил подробный отчет о своем визите в ОВИР, капитан Роженцев спрятал гербовый лист во внутренний карман пиджака.

      – Смотри мне, Мухин, чтоб больше такое не повторялось! Поссориться с нами легко – помириться невозможно!

      Покинув душное помещение отдела кадров, Иван не пошел в родной цех, где проработал без малого пятнадцать лет. Он стремительно отправился домой писать письмо! И не кому-нибудь, а лично Генеральному секретарю Коммунистической партии Советского Союза Леониду Ильичу Брежневу. В письме наладчик завода «Львов-прибор» Иван Мухин высказывал свою озабоченность нарушением законных прав советского человека в стране, «где так вольно дышит человек!», и просил Генерального секретаря посодействовать в его вопросе, то бишь чтобы Ивану Мухину, русскому, беспартийному наладчику первого разряда, разрешили выехать за рубеж, а именно в Австралию. Иван решил не рисковать и отправил заказное письмо с «Главпочтамта».

      «Система» отреагировала практически молниеносно!

      Дня через три Ивана вызвали в отдел кадров и настоятельно предложили написать заявление об увольнении по собственному желанию, а еще через день Мухин-старший получил повестку в здание Комитета государственной безопасности по улице Суворова, где в полумраке казенного кабинета его ждал старый знакомый – капитан Роженцев.

      – Недооценил я тебя, Иван Николаевич! – капитан открыл запечатанную пачку сигарет. – Куришь?

      – Спасибо… У меня свои. – Иван закурил…

      Роженцев выдержал театральную паузу.

      – Так я тебе скажу, гражданин Мухин, я же с тобой как с человеком разговаривал… Пришел к тебе сам, сюда не звал… Думал, образумится мужик, а ты побежал жалобу Брежневу писать! Ну, скажи… разве ты после этого не говно?!

      – Я писал не жалобу, а просьбу! – Иван насупился, как провинившийся школьник. – Ну, что, я виноват, что я – не еврей?! Им, получается, ехать можно, а нам нельзя! Это почему же?

      – Сказочный долб…б! – Роженцев впервые улыбнулся. – Предупреждаю тебя, Мухин, в последний раз! Ты уже лишился работы, и никогда тебе не светит попасть даже в Болгарию! Так подумай хотя бы о Людмиле и сыне! Ты родным жизнь хочешь пересрать?! Еще хоть раз такое отчебучишь, жена твоя полетит с работы, а ты загремишь так далеко, что сразу забудешь о своей Австралии! Там до ближайшего поселка с горячей водой дня три на вездеходе пилить – ты меня понял, Мухин?!

      – Понял я, понял… Только меня никто понять не хочет! – лепетал Иван. – Да ладно… Как-то оно будет…

      Роженцев тяжело вздохнул:

      – Никто его не хочет понять! Ты и вправду думаешь, что твою вонючую писанину будет читать Брежнев?

      Иван, молча скрестив руки на груди, рассматривал свои любимые лаковые