Ангелы в белом. Гарик Кричевский

броситься под поезд! – отвечал Печко. – Но буфером тепловоза меня отшвырнуло в канаву… Вот бок и отбил!

      – А это у вас откуда? – удивленный интерн обнаружил на шее пострадавшего свежую странгуляционную борозду.

      – Перед тем как броситься под поезд, я пробовал повеситься! – смущенно отвечал Василий. – Закрепил веревку на крюке для люстры… Когда повесился, крюк вырвало, я упал, ну я и пошел бросаться под поезд…

      Озадаченный интерн продолжал осмотр невезучего самоубийцы. Когда Василий снял майку, медики ужаснулись! Весь живот Василия Печко зиял неглубокими колотыми ранами, как будто кто-то решил сделать дуршлаг из брюшной полости!

      – А это еще что такое?!

      – Перед тем как повеситься, я задумал себя заколоть! – смущенно признался Печко. – Взял кухонный нож… Колол, колол, духа не хватило, вот и решил повеситься!

      Из травматологии Василия перевели в третье отделение психиатрической больницы. Больного часто демонстрировали студентам как пример настойчивого, но неудачливого самоубийцы.

      Когда все улеглось, Кущь предположил, что неожиданная агрессия Олега, обычно спокойного пациента, связана с переводом его на другой препарат – так сказать, «побочный эффект». После происшествия заведующий пригласил меня в кабинет и зачем-то продемонстрировал свою энтомологическую коллекцию. Я старательно имитировал заинтересованность засушенными бабочками.

      – Впредь не лови ворон, Кричевский… хрю! Наши пациенты – это тебе не буги-вуги распевать… хрю!

      Кто бы сомневался… хрю!

Железный занавес

      Общеизвестен факт активного использования в Советском Союзе психиатрии для усмирения инакомыслия. Диссидентов часто «закрывали» в психбольницах на принудительное лечение.

      Казалось, в третьем отделении такой категории пациентов не было…

      Но весной 1981 года в отделение поступил мужчина средних лет вполне здорового вида. Пивной живот пациента явно диссонировал с довольно развитой мускулатурой рук и крепкими, как у легкоатлета, ногами. Дополняло образ мужественное лицо с пижонскими старомодными усами а-ля Пуаро. Поверх полосатых пижамных брюк пациент носил бордовую вельветовую рубаху, на ногах у Пуаро красовались паркетные лаковые туфли. Даже для психиатрической больницы это выглядело явным перебором!

      Лицо «оригинала» мне показалось до боли знакомым…

      – Привет, Гарри! Ты меня не узнал? – Пуаро улыбнулся, блеснув ярким золотом коронки.

      Я был в некотором замешательстве.

      Не дождавшись ответа, пациент продолжил:

      – Я отец Вани Мухина… Иван Мухин-старший!

      Ну, конечно же! Как я сразу не узнал?!

      Я был уверен, что Иван Мухин-старший отбывает очередной срок, но, как оказалось, он находился на лечении в третьем отделении Львовской областной психиатрической больницы!

      Ваня Мухин-младший пришел к нам в девятом классе: крупный, чернявый пацан,