В глубине Великого Кристалла. Пограничники. Владислав Крапивин

в девочку, сколько рыцарский дух Витторио. Его душе необходима Прекрасная Дама…

      Михаил хмыкнул.

      – А кроме того… – задумчиво сказал д’Эспозито.

      – Что?

      – Мне кажется… мальчику не хватает мамы, хотя она у него и есть… А в каждой девочке дремлет материнское начало. Вспомните, как она вчера пробирала его за неряшливость и вытаскивала из волос у него репьи…

      – А он таял, – вздохнул Скицын.

      …Конечно, Люся сперва перепугалась, увидев шаровую молнию. Витька терпеливо уговаривал. Для убедительности храбро рассадил о ствол дуба костяки пальцев и тут же залечил.

      – Но это же свежие ссадины, – нерешительно сопротивлялась Люся. – А у меня все засохшие, старые.

      – И старые берет! – Витька брякнулся в траву, задрал ногу. – Видишь, раньше прошлогодняя болячка была, а теперь где… Даже родинку слизнуло.

      – Да? – вдруг оживилась Люся. – Значит, тогда и… веснушки может? – У нее покраснели уши и даже плечи сделались розовыми.

      Витька сел (шарик вертелся у него над коленкой). Помигал. Насупился. И впервые заспорил с Люсей:

      – Не-е… Не надо.

      – Но ты же сам говоришь – не опасно.

      – Да не в этом дело…

      – Думаешь, не получится?

      – Да пойми же ты, – тихо и отчаянно сказал Витька. – Если убрать веснушки, что останется! У тебя в них вся красота!

      Он тут же перепугался: кажется, сказал не то. Но Люся… она не рассердилась. Потупилась, дернула себя за хвостик волос.

      – Ох уж, красота…

      – Ну, честное же слово! – обрадованно поклялся Витька.

      – Ладно… – Она шевельнула плечом с тонким крылышком безрукавого платьица. – Убирай царапины…

      Потом Люся уехала к родственникам в город Теплый Порт. На остаток лета. И Витька – один на поляне у старого дуба – откровенно и долго плакал: себя-то чего стыдиться. Так, с полосками на щеках, и вернулся в обсерваторию. Михаил сказал прямо:

      – Не убивайся. Следующим летом увидитесь опять.

      – Это же вечность, – вздохнул Витька. – И вообще… через год будет уже не то…

      Летом следующего года Люся уезжала куда-то с матерью, а потом отдыхала в крымском лагере. С Витькой они увиделись только в начале августа. Витька оказался прав – было уже не то. Люся не была теперь маленькой, костлявой и растрепанной. Волосы стали гуще, и пышные хвостики их перехватывались не резинками, а зажимами в виде божьих коровок. Такие же божьи коровки висели на мочках ушей – клипсы. Видимо, Люся понимала, что эти пятнистые жучки идут ее веснушчатому лицу. Впрочем, веснушки были не очень заметны на крымском загаре.

      – Наконец-то загорела по-человечески, – усмехнулся Витька, когда они встретились на южной кромке РМП. – И вообще…

      – Что? – спросила Люся и потупилась. Она выросла за год, обогнала Витьку на полголовы. Казалось бы, еще больше должна поглядывать на него свысока. Но и Витька был сейчас не такой, как раньше. Ростом, правда, остался почти прежний, а в душе…