В глубине Великого Кристалла. Пограничники. Владислав Крапивин

губы: сам начал, не я. Тут они вышли на конную тропу. Навстречу проскакали на лошадях без седел трое практикантов из учебного центра заповедника. Помахали руками.

      Тропа вывела из леса в ложбину с луговой травой и шапками кустарника. Воздух трепетал от кузнечиков и птичьего пересвиста. Сразу обдало солнцем. Прошли шагов двести среди высокой сурепки и белых зонтичных соцветий. С заросшего склона бежал среди кустов ручей. Вернее, даже речка – шириной метра три. Вода была темная, но очень прозрачная, видны все камушки.

      – Перескочишь? – без всякой задней мысли спросил Витька.

      Люся покосилась и, насупившись, стала расстегивать сандалетки.

      – Стой… – Витька присел, храбро ухватил ее за спину и под колени и, выгибаясь от тяжести, ступил в ручей.

      – Ай… Сумасшедший!.. Утопишь ведь…

      – Ага… – И хотя ноги сводило от холода (вода-то из горного родника), нарочно затоптался посреди речки, будто теряя равновесие. Ах, как здорово она завизжала и вцепилась в него… А на берегу опять сказала:

      – Сумасшедший.

      И он опять сказал:

      – Ага…

      Взяли влево, стали подниматься по склону, к зарослям. Люся наконец обратила внимание:

      – Ты почему хромаешь?

      – А… Укусила пчелка за пятку…

      – В прошлом году ты был гораздо серьезнее…

      – Ну и что? С возрастом все глупеют…

      Началась чаща дубняка, склон стал круче. Ветки хватали за плечи. Под рубашку Витьке скатился твердый желудь.

      – Тут тропинка, только ее не видно… Руку давай.

      Она послушно дала руку, но вдруг спросила:

      – Вить… А Дину ты тоже носил на руках?

      – Кого? – искренне удивился он.

      – Ну, Дину Ясвицкую… которую ты с теми ребятами привел.

      – С чего ты взяла?

      – Она говорила… Ты ее нес от платформы…

      – Святые Хранители! Состав стоял полминуты, насыпь высокая, дождь, скользко, они продрогли. Я и один их парнишка хватали всех на руки без разбора, тащили вниз… Я даже не помню, как кого зовут!..

      Он говорил правду. Он помог этим ребятам и считал, что дело сделано. Потом он с ними почти не встречался. Потому что… потому что разные он и они, это было ясно сразу. Конечно, они хорошие люди, особенно старший (Антон, кажется), но… Витьке неловко было от их какой-то сдавленности, прижатости. Наверно, потом все у них наладилось. Теперь им хорошо, это главное. А для Витьки важны были не те, кого он вывел оттуда. Важен был тот, кто там остался.

      «Цезареныш…»

      Никогда Витька вслух так его не называл. Ого, скажи-ка такое! Но издалека-то, в мыслях, можно. И Витька заулыбался от наплыва радостной ласковости. И, конечно, тут же толкнулось беспокойство: как он там?

      А у Люси было свое на уме. И когда выбрались из дубняка к черной, горячей от солнца сланцевой осыпи, Люся отдышалась и спросила, будто слегка дурачилась:

      – Вить, а ты раньше с девочками дружил по-настоящему?

      Он уточнил серьезно:

      – Кроме тебя?

      – Ну…

      Тогда