Белый ангел смерти. Ольга Рёснес

этого молча наблюдавший за происходящим из-за металлической сетки. Сильва обняла его за талию, ткнулась кукольным личиком в его мускулистое плечо. Это был Владислав, будущий хозяин Рэта.

      – Ну как, Влад? – кокетливо дымя дамской сигаретой, спросила она, – Тебе понравилось?

      – Впечатляет… – выдавил он из себя, видя впервые такое свинство, – Но я готов поспорить с Голубем, что этот белый ангел загрызет любого из твоих питбулей.

      – Ты уверен? – усмехнулся Голубь, вытирая горстью опилок кровь с лезвия топора, – Думаешь, пит хуже этой белой крысы?

      Влад тоже усмехнулся, спорить с Голубем было для него морокой: с этого недоделанного что возьмешь… И Голубь знал, что с Владом ему никогда не сойтись.

      – Спорим на миллион, – хладнокровно предложил Влад, – что белый ангел возьмет буля.

      И оба тут же скрепили спор далеко не дружественным рукопожатием. Начиная со следующего дня жизнь в вольере превратилась для Рэта в настоящий ад.

      5

      Лежа на комковатом тряпичном коврике, Рэт дает воспоминаниям теснить пережитое накануне; и перед самым рассветом, когда на отдаленной даче стали кричать петухи и бледный, робкий свет начал просачиваться сквозь ситцевую занавеску, он наконец погружается в чуткий собачий сон. Ему снится, что он кого-то преследует, и у него «бегут» разом все четыре лапы, неловко загребая в воздухе, плотно сжимаются мощные челюсти, шевелятся губы и уши…

      Осторожно выйдя на террасу, Лиза молча на него смотрит. Как ей следует поступить с этим псом? Отдать кому-нибудь? Продать на рынке? Местному собачьему рынку далеко до московского, но все-таки… По выходным там можно потолкаться, посмотреть. Рыбки, попугайчики, хомяки, кролики, ку-ры, козы, породистые и беспородные кошки и собаки… Две тысячи баксов! Никогда в жизни ни у Лизы, ни у ее родителей не было таких огромных сумм. И Лиза со сладким вздохом представила себе, чего бы она понакупила, будь у нее такие деньги. А ей нужно было столько! У нее не было ни приличных туфлей, чтобы пойти на вечеринку, ни кожаной куртки, ни «крутых» ботинок, не было магнитофона, не было… Да что там говорить! Им с матерью пришлось продать все, что представляло собой хоть какую-то ценность, чтобы купить дорогие лекарства для отца, который, как обе знали, был уже безнадежен. Они продали даже пианино, составлявшее приданое Лизы. И когда после четырех месяцев мучительного угасания отца не стало, им нечем было даже заплатить за квартиру, и сама их двухкомнатная хрущевка имела вид нищенской дыры: пара старых, застеленных кое-как кроватей, кое-какая посуда на кухне… Линолеум на полу истерся и порвался, обои выцвели, потолок на кухне закоптился. Имея тысячу рублей на двоих, разве могли они думать о ремонте? Ксения Павловна вздыхала о лучших, навсегда ушедших временах; Лиза, напротив, все неудачи обращала в шутку: она не затем была молода и собою не хуже других, чтобы киснуть и отчаиваться.

      Как-то раз на исходе зимы, когда на почте, да и в других местах, денег работникам совсем