Белый ангел смерти. Ольга Рёснес

Сергеевна в страхе пятится назад, спотыкается о корзинку с малиной, подол ее ситцевого платья цепляется за ветку, рвется… Бежать к дому, закрыться, ничего не слышать, не знать! Ее сердце торопливо отсчитывает злые, несправедливые мгновенья, по спине льется пот, во рту всё пересохло. «Зачем же вот так… убивать?…» Она снова продирается сквозь кусты, замирает возле забора…

      Будь на месте этой собаки человек, он бы, даже смертельно напуганный и потерявший всякую надежду, принялся бы, взывать к закону, к жадности или милосердию своих мучителей. С собакой не так: она принимает смерть безропотно, зная до самого своего последнего мига, мига расставания с человеком, что все это справедливо. Только попросить у человека прощения за что-то такое, что она, собака, сделала не так…

      Женщина возле машины курит длинную дамскую сигарету, нервничает. Может, ей вовсе и не хочется этого пса убивать? Может, он еще годится для какой-нибудь службы? Но нет, видно, не годится. Низко опустив голову, он покорно плетется на поводке к сосновым посадкам, и может уже через четверть часа, его неостывшее еще тело бросят в кое-как вырытую яму, кое-как присыплют землей…

      Бросив на асфальт окурок, женщина садится в машину, включает магнитофон. «Это чтобы не слышать выстрела…» – пронеслось в голове Ксении Павловны. И что-то толкает ее вперед, властно, решительно, безоговорочно. Она не желает давать этим двум вот так, беспрепятственно, убивать! Выскочив через потайную калитку на шоссе, она сердито, с вызовом, кричит:

      – Стойте, вы! – и, не найдя нужных слов, продолжает уже скороговоркой: – Эй! Погодите! Послушайте!

      Мужчина останавливается, с досадой смотрит в ее сторону.

      – Чего тебе? – окинув мрачным взглядом ее линялое, с разорванным подолом платье, буркает он. И пес тоже смотрит на нее, с той особенной покорной безнадежностью, к которой не примешивается уже ни страх, ни любопытство. «Всё кончено, кончено…»

      – Нет, послушайте… – снова начинает Ксения Павловна, подбегает к машине, в нерешительности останавливается. Что, собственно, она хочет им сказать?

      Выключив магнитофон, молодая женщина высовывается из окна машины. Большие голубые глаза с кукольно-длинными ресницами, точеный, изумительной формы курносый нос, маленький пухлый рот, светлые «пуделиные» кудряшки. Фотомодель? Пресытившийся вниманием манекен? Она смотрит на Ксению Павловну с холодной брезгливостью, как на ничего не значащее, не стоящее даже разговоров, препятствие. Но все же это препятствие! Дернув собаку за поводок, мужчина идет обратно к машине, и нет ничего проще проехать чуть дальше, найти подходящую просеку… И пес смотрит, смотрит, словно всё его спасение в этих заскорузлых от огородной работы руках, в этом негодовании… На какой-то миг взгляд Ксении Павловны встречается с собачьим: маленькие, свинячьи, крысиные красноватые глазки под редкими белыми ресницами. Ксения Павловна торопливо отворачивается. «Бывают же такие уроды!» – с отвращением думает она, стараясь больше не смотреть на белую, шишковатую голову, обезображенную короткими обрубками