Утоли моя печали. Борис Васильев

молчала, покусывая губки и не поднимая глаз. Роман Трифонович обождал, вздохнул, погладил ее по голове и сказал:

      – Маменьки с батюшкой у тебя нет, Надюша, и выходит, что я твой самый близкий друг. А другу в жилетку принято плакаться.

      – Плакаться я не собираюсь, дядя Роман.

      – Прости, не то словечко выскочило. Но поделиться тем, что тебя тревожит, ты можешь?

      – Это как-то… – Надя беспомощно улыбнулась. – Странно прозвучит.

      – Я постараюсь понять.

      Наденька долго не решалась, избегала смотреть в глаза, неуверенно улыбалась. Потом вдруг постучала правым кулаком в левую ладонь, собралась с духом и выпалила:

      – Почему влюбляются не в меня, а в моих подруг?

      Роману Трифоновичу понадобилось немалое усилие, чтобы сохранить серьезное выражение лица. Но он сразу понял, что огорчает его любимицу, сообразил, как проще всего развеять эти огорчения, но начал почему-то как бы издалека:

      – Твоя матушка влюбилась в своего барина, твоего отца, когда ей было четырнадцать, а ему – за тридцать. Машенька, царствие ей небесное, была младше своего избранника Аверьяна Леонидовича Беневоленского на добрых десять лет. Да и я, сама знаешь, тоже на десяток постарше Вареньки. Стало быть, это у вас в крови, дорогие сестрички Олексины. Ты ведь тоже не теряла головы от подпоручика Одоевского. Так, самолюбие тешила, разве я не прав?

      Надя пожала плечами и улыбнулась.

      – А причина в том, что ты просто умнее своих сверстников. Их сейчас на глупышек тянет, что тоже понятно, потому что самолюбие щекочет.

      – Ждать, пока поумнеют?

      – И слава Богу. Каждому цветку – свое время цветения. Плюнь на все и жди своего часа. По рукам, что ли?

      – По рукам, дядя Роман. – Наденька невесело вздохнула. – Только Варе ни слова.

      – Ни полслова, Надюша, – улыбнулся Хомяков. Однако полслова жене все же сказать пришлось, поскольку о беседе наедине Варя узнала от своей горничной Алевтины. Женщины преданной, но довольно пронырливой и постной.

      – Что сказала Надя?

      – Не получился у нас разговор.

      – Даже у тебя? – Варвара озабоченно вздохнула. – Может быть, Николая попросить?

      Однако призвать на помощь Николая оказалось делом затруднительным, да и не совсем корректным. Мало того что он был по горло занят по службе, в семье родилась вторая дочь, названная Варенькой в честь крестной матери. А первая, Оленька, часто болела, и тут уж было не до развлекательных программ Варвары.

      Однако Хомяков, прекратив лобовые атаки, неожиданно предпринял обходной маневр, и добровольный затвор разочарованной писательницы все же удалось нарушить.

      – Во вторник Федор просил принять весьма нужного ему господина, Варенька, – сообщил как-то Роман Трифонович. – Я рад этому обстоятельству, поскольку немного знаком с ним.

      – Чем же он тебя очаровал?

      Муж с женой разговаривали наедине, но Роман Трифонович счел необходимым оглянуться и понизить голос:

      – Ему очень понравился Надюшин рассказ.

      – Он издатель? –