Бумеранг на один бросок. Евгений Филенко

Пожалуй, нет. Это мама… она не очень-то любит компании.

      – Раньше любила… Знаешь, как мы ее звали?

      – Титания, – сказал я горделиво.

      – Черта с два! – фыркнул он. – Титанией она стала много позже, когда начала коллекционировать скальпы…

      – Какие скальпы?!

      – Мужские. Не дергайся, дружок, это метафора. Так вот, мы звали ее Лешка-Многоножка. Потому что она была тощая, как паук-сенокосец, и всюду за нами ползала. И все время обдирала коленки. Отсюда другое прозвище – Ленка Драная Коленка. Мы, если хочешь знать, росли вместе.

      – Я узнал об этом нынче утром.

      – Да уж, наверное… Был такой поселок Оронго, затерянный в монгольских степях. Сейчас на его месте город с тем же именем, там живет моя мама, а из нашей прежней оравы не осталось никого. Кроме меня, потому что пока я на Земле, то живу в доме своей мамы.

      – Значит, вы тоже маменькин сынок?

      – Точно. Хотя, в отличие от тебя, своего отца я знаю. Мы даже виделись пару раз…

      – Наверное, я тоже был бы не прочь повидать своего.

      – Ты уверен?

      – Что тут такого?

      – Твой отец был аристократ из Черных Эхайнов. Что, смею заверить, не подарок. Скверный характер, дурные – по земным понятиям! – манеры. Склонность к насилию и немотивированному рукоприкладству. Тщательно культивируемая с детства ненависть к человечеству как к биологическому виду. Фактически мы находимся в состоянии войны.

      – Вот глупости, – сказал я. – Как можно ненавидеть все человечество сразу?

      – Ты ведь не любишь, наверное, змей? Или пауков?

      – Ну… не знаю…

      – Тогда ты очень необычный молодой человек… Сформулируем иначе: некоторые люди – и таких большинство! – на дух не переносят отдельных представителей пресмыкающихся и паукообразных. Кое-какие недоросли четырнадцати лет от роду не любят… ну-ка, что ты не любишь до мурашек по коже?

      – Гречневую кашу, – проворчал я.

      – …не любят гречневую кашу. И все же, те, кто терпеть не может змей, встречаются намного чаще. Потому что эту неприязнь мы унаследовали от дикого предка, каковой принужден был делить ночлег на деревьях с гигантскими рептилиями плиоцена, а те были сильнее и своим превосходством беззастенчиво пользовались.

      – Наверное, змеи тоже до мурашек должны ненавидеть людей.

      – О да, – оживился он, – хотя вряд ли они расскажут об этом в обозримом будущем! Вот и эхайны ненавидят людей на таком же генетическом уровне.

      – Как змеи?

      – Примерно.

      – Тогда и я должен ненавидеть. Но я ничего не чувствую!

      Он внимательно посмотрел на меня. Будто изучал.

      – У тебя все по-другому. В тебе не культивировали этот атавизм специально. Напротив, его всячески подавляли, без устали повторяя простую мысль: человека надо любить, всякий человек достоин любви. И вот что я тебе скажу: это истинная правда. Погляди вокруг себя – можно ли не любить этих женщин?

      – Нельзя! – легко согласился я.

      – А можно ли не любить того же меня?

      – M-мм…

      – Знаю,