Дети на дороге. Иван Калашников

стоящую на асфальтированной дорожке по диагонали пересекавшей территорию ограниченную четырьмя домами. Фигура была одинока, ни единого человека не было больше вокруг, кто-то, стоящий под зонтом, смотрел на него, так же пристально, как и он сам – Андрей чувствовал это. Почти сразу же промелькнуло воспоминание о вчерашнем звонке, подсознание связало воедино телефонный звонок и стоявшего под зонтом человека. Рассмотреть что-либо на таком расстоянии было практически невозможно, однако Андрей был уверен, что это – девушка, что он знает её, и она знает его.

      Можно было крикнуть через весь двор, позвать её, что ли, но тогда иллюзия могла рассеяться, потеряется тот невидимый контакт, который связывает их сейчас. Кто ты, проносилось у него в голове, откуда ты и зачем пришла? Молчаливый ответ стоял под мелким дождём, белел правильный овал лица укрытый зонтом. Неужели тебе тоже что-то нужно от меня, спрашивал Андрей. А в следующую секунду в квартиру, опустошённую ремонтом, с грохотом вломился Лукич с криком:

      –… твою мать, Андрюха, ты в уши тут долбишься, или чё?!!!

      И пока он спускался вниз вместе с Лукичём, пока вернулся с партией высушенного леса и вновь кинулся к оконному пролёту двор оказался пуст. На этот раз – совершенно…

      – Стива, ты сводник, – устало произнёс Андрей. – Ты повторяешь ошибки моей матери…

      – Боже, какая прекрасная у тебя, должно быть мать! – с чувством воскликнул Стива.

      – А насчёт сводника ты согласен? – быстро проговорил Андрей. Стива ответил не сразу. Он вообще сделал вид, будто не расслышал вопроса, сидел, уставившись в стену с умным видом, толстый живот поднимался-опускался в такт дыханию.

      – Нет, не согласен, – сказал, наконец, адвокат.

      – Отчего же?

      – Я не распевал ей о тебе дифирамбов, – рассудительно сказал Стива. – И тебе о ней – также…

      – Как же ты додумался… – начал Андрей, но Стива перебил его, недослушав.

      – Я ошибся, – сказал адвокат, скорее самому себе, чем Андрею. – Я думал, что знаю тебя более чем хорошо… – он повернул голову к своему позднему посетителю. – Ты по-прежнему чувствуешь жалость ко всем нам, убогим?

      Андрей промолчал, скривился на секунду, как будто съел внушительную часть свеженарезанного лимона.

      – Чу-у-увствуешь, – удовлетворённо протянул Стива. – Вот тебе урок за всю твою жалость. Ты ведь не сможешь ей отказать.

      – Ещё посмотрим, – упрямо произнёс Андрей. – Ты сам сказал, что не знаешь меня хорошо.

      – Не знаю, – согласился Стива, – но сказать ей «нет» у тебя не получится, даже если ты сильно этого захочешь. Может быть только из принципа.

      – Вот именно, – с многообещающей улыбкой произнёс Андрей…

      – Привет.

      – Привет, – сказал Вадик. Выглядел он очень плохо: какой-то нервный, дёрганный, ежесекундно оглядывался по сторонам. Андрею таким вот он очень понравился. Просто глаз радуется, святая корова!

      – Как дела? –