Чернобыль. Бог погребального огня. Сергей Валентинович Антонов

обернулась к пыльной иконе, висевшей в углу, но и оттуда спасения ждать не приходилось. Вместо строгого лика святого с образа смотрела ухмыляющаяся харя, длинный розовый язык которой блестел от слюны. Никитична даже не услышала, а скорее почувствовала: существо уже находится в комнате.

      – Приветствую тебя, о мудрая старая вешалка! – прошелестел тонкий голосок за спиной. – Все никак не угомонимся? Все шпионим за соседями?

      – Уходи! – не оборачиваясь, прошептала Батракова. – Никто не звал тебя сюда. Сгинь!

      – Таких, как я, вообще никто не зовет. Мы приходим без приглашения. Когда кому-то время подыхать… Тармагурах, Никитична! Я хочу, чтобы твои последние минуты были приятными. Ты заслужила короткое свидание с юностью. Обернись!

      Старушка не собиралась подчиняться тонкоголосому монстру, но неведомая сила повернула ее вокруг собственной оси так, что конец клюки прочертил на полу правильную окружность, края которой задымились и обуглились от сильного трения.

      – Зина?!

      У двери стоял молодой человек с закатанными до локтей рукавами сорочки. Так одевались в далеких тридцатых. Стены комнаты расступились. Пронзительно взвыли трубы духового оркестра. Музыканты, одетые по утесовской моде, старались изо всех сил. Никитична поняла, что стоит в городском парке времен своей молодости. На танцевальном пятачке кружились пары, но при появлении Батраковой они расступились. Зинаида увидела, что ее рука больше не сжимает клюку, а вместо теплой старушечьей безрукавки она одета в легкое ситцевое платье.

      Парень приблизился и улыбнулся.

      – Потанцуем?

      Где-то в глубине души Батракова понимала, что стала жертвой иллюзии. Но уж слишком белозубой была улыбка молодого человека, слишком нарядными были люди, которые выжидающе отступили к краям танцплощадки.

      Зиночка, в которую превратилась Никитична, кивнула и тут же почувствовала на своей талии руку кавалера. Под аплодисменты окружающих пара закружилась в танце. Навязчивый мотив все ускорялся, блеск труб оркестра слепил глаза, а пьянящий аромат прелых осенних листьев заставлял забыть обо всем, кроме глаз партнера по танцу.

      5

      Огонь добрался до балок потолочного перекрытия. Крыша дома Мальченко провалилась внутрь, выбросив фейерверк зеленых искр. Старая сплетница Никитична, отбросив клюку в одиночестве кружилась по комнате, натыкаясь на мебель. В одном из танцевальных па она задела рукой настольную лампу и теперь давила ногами острые осколки стеклянного плафона. Глаза бабки были пустыми, как окна дома, в котором погасили свет, а губы раздвинулись в улыбке, обнажавшей бледные, беззубые десны.

      Грохот барабана заглушил вой труб. Танцевальный пятачок превратился в круглую, каменную площадку. Вместо деревьев городского парка ее обступали лишенные растительности островерхие скалы. Дикие звери, рыскавшие по узким тропинкам, жалобно подвывая, бежали прочь от зловещего грохота, который был слышен и далеко внизу.