МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 5. Татьяна Вячеславовна Иванько

голосом проговорил он, как ни в чём, ни бывало.

      Алёша подхватил Митюшу вялого и сонного в толстом комбинезоне и шапке. Сам Стерх раздеваться и проходить не собирался, остановился за порогом, в сенях, только куртку тряхнул, смахивая снег, но её, он, видимо, набросил только, чтобы пройти через двор по морозу и метели.

      – Что уставились-то? – сказал он. – Лёлю не ждите, с Митей буду приезжать видеться, как и раньше, а Лёля со мной.

      – Где сейчас Лёля? – спросил я.

      – Как она могла Митю вернуть нам, а сама остаться… Чё ты несёшь? – вмешался Алексей, продолжая держать ещё одетого Митю.

      – Мы улетаем завтра на Мадейру. Ей надо… отдохнуть… после аборта… – сказал Стерх, без тени смущения произнося это слово, от которого у меня мороз по коже… – И вообще от вас двоих, м…ков. Так что, понянчите сына, пока нас не будет.

      – Куда вы улетаете, все рейсы задержаны, коллапс во всех аэропортах! – Алексей, прищурив веки, смотрит на него: – Где Лёля, сволочь?!

      – Я за «сволочь» тебе зубы выбью! – прорычал Стерх, сверкнув на него глазами. – Мы из Пулкова полетим завтра вечером, если тебе интересно, а сутки побудем в Северной Пальмире… – и усмехнулся, очень довольный собой: – Не расстраивайтесь, докторишки, женщины любят богатых и удачливых, а не тех, кто выпал из обоймы. Счастливо оставаться!

      С этими словами он вышел. Мы с Алёшей смотрели друг на друга в полном недоумении, потом Алексей, побледнев, сделал шаг ко мне:

      – Раздень уже парня! – он отдал мне Митю и бросился вслед за Стерхом.

      Но я последовал за ними во двор. Алёша несётся за Стерхом, поскальзываясь и падая:

      – Стой! Где Лёля?! – закричал он, прикрикивая ветер, сквозь густой снег.

      – Не понял что ли? – Стерх обернулся уже у своей машины. – У меня дома Лёля! Во сне её увидишь теперь, рыжий!

      – А ну стой! Что ты врёшь мне, слова правды не сказал, сука… Где ты запер её?! – Алёша подбежал уже к самой его машине, но Стерх оттолкнул его с силой и Алёшка полетел в сугроб, пока он выбирался оттуда, Стерх уже, взметнув колёсами два веера снега, выехал из нашего тупичка.

      – Папа пай… – тихо говорит Митя. – Киюска, папе бой?

      Мы вместе смотрим, как Алексей выбрался из сугроба весь белый, густо облепленный пухлым снегом как ватой.

      – Нет, папе не больно, ты не бойся, малыш. Вон он идёт к нам, – успокоительно сказал я.

      – Папа… – тихонько произносит Митя, глядя как тот отряхивает снег.

      Я посмотрел на малыша, а ведь у меня есть, у кого спросить, что же случилось здесь:

      – Митюша, где мама? – спросил я самого правдивого свидетеля, какой только может быть.

      Он вздохнул серьёзно:

      – Мама забое, – у него делается такое личико, что я понимаю, что он сейчас заплачет.

      Мы все трое вернулись в дом, молча раздели, начавшего хныкать Митюшку, едва сняли комбинезон и шапку, он попросил пить и жадно, обливаясь, выпил полстакана воды, после чего окончательно осовел, и Алёша, выпросив у меня, отнёс его наверх, уложить в кроватку…

      Как дорого нам стоит ложь чужая,

      Какой дешёвой