Близится утро. Сергей Лукьяненко

это «мы». Уже хорошо.

      – Надо – найду. Не в первый раз.

      – Как ты поймешь, кто он?

      – Пока не знаю.

      – Это самое главное. Я над этим думал… всю ночь.

      Покосился я на Йенса – глаза красные, невыспавшиеся. Может быть, и впрямь думал…

      – И что надумал?

      – Тебе эту загадку не решить. И я тут не помощник.

      Я ждал. Молча.

      – Это должен решать кто-то, поумнее нас, – ободренный моим молчанием продолжил Йенс.

      – Пасынок Божий?

      – Возможно! Либо конклав кардиналов. Может быть, всех богословов надо собрать и задать им эту задачу!

      – Хорошо придумал, Йенс, – пробормотал я. – Приволочешь обратно и Ильмара беглого, и Маркуса. Тут тебе все грехи простятся…

      – Нет! – Йенс энергично замотал головой. – Нет и нет! Я не о том думаю. Клянусь тебе!

      – Они, в Урбисе, все уже решили, – отпивая вино из глиняного стаканчика, сказал я. – И ничего заново решать не станут. Слово у мальчишки – выпытают… если сумеют. Не сумеют – убьют. Вот и все.

      – Пасынок Божий Юлий, что бы ты ни думал о нем, человек справедливый! – горячо сказал Йенс.

      – Верю. Иначе меня не в застенки бы бросил, а в землю зарыл. Но против всей Церкви даже Пасынок Божий пойти не рискнет. Да и не только он такие дела решает.

      Йенс замолчал. Либо согласился с моим мнением, либо понял, что спор вести бессмысленно.

      – Давай возьмем еще вина? – предложил я.

      И вот по этому вопросу у нас противоречий не возникло.

      Удивительное дело – как сближают самых разных людей общий проступок, дорога и вино!

      Подъезжая к Лиону мы с Йенсом уже сидели обнявшись, и то предавались воспоминаниям детства – как-то так оказалось, что и в городках мы похожих росли, и беды у нас были близкие, и мечты… только он по духовной части пошел, а я по воровской; то начинали горланить песни, которые с удовольствием поддерживали будущие подмастерья.

      Остановился я лишь тогда, когда сообразил: деньги кончаются, скоро и на ночлег не останется, а в таком состоянии я малое дитя в карты не обыграю и у глухого разини кошелек не украду.

      Мы ввалились в первую же попавшуюся гостиницу – грязную, дешевую и с подозрительным народцем в коридорах. Какой-то постоялец уж слишком доброхотно начал помогать Йенсу по лестнице подняться, сам руку к карманам примеряя – я его в бок толкнул легонько и показал старый-престарый знак, означавший: «Уйди, я его пасу!» Воришка скривился разочарованно, но против обычаев не пошел – скинул Йенса мне на руки и удалился другого пьянчугу поджидать.

      А мы, завалившись в комнату, попадали на кровати и уснули. Йенс еще порывался спеть песенку о богобоязненной девчонке, которую в монастырь не приняли, но свою любовь к Церкви она щедро, как Сестра заповедала, дарила святым братьям. Припев у песенки был такой веселый, что даже мне показался фривольным. Проорав очередной куплет, Йенс затих, будто патефон с лопнувшей пружиной, и мгновенно заснул.

      Глава четвертая,

      в