Взлёт без посадки. Любовь Шапиро

и напечатай, пожалуйста, несколько писем, которые уже часа два, как должны были получить. Сев за комп., я прислушивалась к происходящему в комнате.

      – Ой, можно подумать… ты святой, а остальные говно, да? – продолжил свою тираду Двинский.

      – Сёма, я хочу совместить прекрасное и низменное. И по-другому не будет.

      – Ну, да! Ты, конечно, думаешь, что твои кинематографические изыски и нежное сердце, которое разрывается на каждой передаче, кто-нибудь оценит. Смешно. Ха-ха…

      – Плохо, – горестно сказал Бортнев.

      – Что плохо? – удивился Двинский.

      – Играешь отвратительно. Тебя совершенно не интересует, всё, о чём ты сейчас говорил. Ты даже не знаешь значения слов, которые ты произнёс… – скорбел Костя.

      – Перестань, Костя. Ты всё время пытаешься казаться лучше, чем ты есть. Это всё враньё. Не верю ни одному твоему слову. Это тоже… маска. Я что мало работал с телеведущими. Тоже хотят больших, даже огромных денег. И свою харизму тратят именно на это, только примочки у них разные. Вот твой друг Клёнов постепенно подминает под себя всё перестроечный эфир. Ты думаешь, он бьётся за просвещение народа, за воспитание лучшего вкуса и жизнь у людей? Если ты так считаешь, то ты бредишь, дорогой Костя. Ты посмотри, с кем он общается, кто ему помогает подниматься выше и выше.

      – Ты хочешь, друг Сёма, чтобы я отказался от зарплаты или…, – Костя пропустил Сёмин монолог по поводу стремлений Клёнова.

      – Или. Я хочу, нет, я мечтаю, чтобы ты реально смотрел на мир. И перестал торговать своим нимбом. Его свечение итак преследует меня и Протасова днём и ночью. А лично дл моего местечкового мышления, как ты любишь говорить, это совсем перебор. Я плохо сплю, – нервничал Двинский.

      – Ты, Сёмочка, плохо спишь, потому что всё время считаешь мои деньги, а теперь ещё и Клёнова.

      – Почему твои?

      – Потому что их дают под меня, под мою аристократическую рожу и свечение над головой. Это только увеличивает свет и блеск монет у вас в руках. Правда, здорово сказал? – хлопнул по доске в нарды Костя, так, что шашки на нардовской доске, и все люди в комнате подпрыгнули.

      – Почему ты считаешь себя истинной в последней инстанции? Мы, конечно, маленькие люди, но кое-что понимаем в шоу-бизнесе. Этим нужна простота, ты уже завоевал все места под солнцем останкинской башни. Можно опуститься на землю, они скоро перестанут тебя боготворить, ты же видишь – публика изменилась. Ей хочется простоты и понятности. Тех, для кого ты всё делаешь, уже не существуют! Они либо уехали, либо вымерли, как мамонты. – пытался достучаться Двинский до Бортнева.

      – Ну, понятно, три ноты, – делая ход, задумчиво сказал Бортнев.

      – Какие три ноты? – не понял Двинский.

      – Нот всего-то семь. Может это для тебя открытие? А в вашем шоу-бизнесе используется всего три. Ты так хочешь? А прибыль только больше. Я тогда не участвую. Кстати шеш-гоша, ты проиграл. Кстати, Сёма ты обратись к Стасу, он, сейчас, как раз делает программу для простого народа. – Ляля, будь добра, принеси мне кофе в зимний