Взлёт без посадки. Любовь Шапиро

знаний, понимания природы человеческих чувств и тайных желаний.

      В студии, на записи пилота новой программы Бортнев сидел среди десятка родственников и знакомых, приглашённых в качестве публики. На сцене стоял проповедник. Одет он был необычно – чёрный пиджак, свитер с белой стоечкой протестантского священника, а на голове иудейская кипа, в руках – чётки. За его спиной стояла ударная установка, колонки, динамики и синтезатор.

      – И может, однажды, – вещал священник громко и возвышенно, – мы обретём понимание, что слова Спасителя, «несть не эллина, ни иудея», ни догмат новой веры, но отмена всех конфессий, всех границ меж людьми, каковые есть лишь сатанинские ухищрения и ничего больше. И это и есть подлинная вера, что лишь в ней и Бог един, и люди – равны.

      За спиной священника появился ВИА, именно вокально-инструментальный ансамбль, этак года 1972 –го, жабо, манжеты, волосы той моды и запел. Причём, проповедник, взяв гитару, присоединился к остальной группе:

      Средь картин и гардин

      Доживёшь до седин –

      Или наг и нищ,

      Не скопивши тыщ,

      И пусть мощна пуста,

      Зато душа – чиста,

      И не три перста

      И не два перста

      Ибо Он всё равно – один!

      Тут на первый план вышли дети – мальчик и девочка. Ансамбль, бросив инструменты, воздел руки и стал отхлопывать ритм ладошками, а дети в ритме речитативом:

      Нет, не два пер-ста!

      И не три пер-ста!

      Пусть мош-на-пус-та!

      Зато ду-ша чис-та!

      Ты се-бе гос-по-дин!

      И-бо пон-нял, что Он О-дин!

      В зале все, кроме Бортнева, поднялись и тоже хлопали в такт.

      У Бортнева зазвонил мобильный телефон, он, посмотрев определитель, поднёс телефон к уху.

      – Ало, да пап, я не слышал. Что у тебя? – тихо спросил Костя. – Да заеду обязательно. А что врачи говорят? Ладно.

      Он поднялся и вышел, решительно раздвигая хлопавших счастливых людей, которые продолжали скандировать:

      Пусть мош-на пус-та!

      Зато ду-ша чис-та!

      На телевизионной лестнице, в клубах дыма, как на светском рауте все проходящие чинно раскланивались. Туда же прибежал взмыленный проповедник:

      – Ну, – спросил, он нервно закуривая.

      – Эфир дают? – спросил Костя, со знанием дела. – Как часто? Учти, реже двух раз в месяц – бессмысленно. Не будет рейтинга.

      – Да подожди ты, видишь, только пилот снимаем! Мысли есть? – нервничал Рома-проповедник.

      – Вот что, – отбросил папиросу Костя. – Рано подаёшь финал. Не говори свой текст на фоне инструментов. Все сразу ждут песен. А это ж ударное место! Возьми какой-нибудь задник на складе, скажем, звёздное небо, ну, что найдёшь, и закрой. А потом, ба-бах!

      – Точно – согласился проповедник. – Что значит опыт…!

      Я обратила внимание, что неподалёку от Бортнева и Ромы стоит Голубева и явно чего ждёт.

      – Константин, –