Рассказы геолога. Повести и рассказы. Анатолий Музис

сделал хотя бы глоток. И тем не менее, стакан он поставил на стол пустой. Затем взял кусок нельмы и стал жадно, вгрызаясь зубами, рвать сырое мороженное мясо рыбы.

      Строганина

      Как строганинка? – спросил Нюкжин.

      – Отменно!

      Донилин протянул Нюкжину большой кусок.

      – Ты что невеселый? – Спросил Кеша Виталия.

      – Так! – ответил Мерипов.

      «Может быть на людях, – подумал Нюкжин, – Виталий возьмет свое заявление обратно?»

      Мерипов смотрел в сторону. Пить он не хотел, ясно – могут быть инциденты. Но закуске отдавал должное.

      – Не передумали? – спросил его Нюкжин.

      В глазах Виталия стояла холодная готовность к драке. Нюкжин выдержал его взгляд. Тогда Виталий поднялся и молча вышел.

      – Что он должен «передумать»? – требовательно, как командир, спросил Донилин.

      – Что случилось, Иван Васильевич? – спросил и Кеша. Пауза и уход Мерипова обеспокоили и его.

      – Да, ничего, Кеша. Ничего не случилось, – вздохнул Нюкжин и, неожиданно для себя, добавил: – Просто Мерипов подал заявление об увольнении.

      Он впервые назвал одного из них по фамилии. Почти месяц они были для него «Степан», «Кеша» и «Виталий».

      – Дерьмо, он! Дерьмо! – взорвался Донилин. – Я ж говорил: трухач!

      Он там, на болоте, в штаны…

      – Он же таксист! Глаза обмороженные! – неприязненно сказал Кеша.

      – Мы для него разве товарищи? – бушевал Донилин. – Он тогда в лужу вмазал, почему? Его рублем промеж глаз шарахнули.

      – Я пять лет на флоте отслужил, а его пять лет в институте учили.

      – Место он занимал, а не учился.

      Они ругали Мерипова, ругали всласть, от души, хотя, казалось бы, им вовсе нет дела – будет работать Мерипов или уйдет. И Нюкжин понимал – они сочувствуют ему, Нюкжину. Они на его стороне. Но он понимал также, что дело здесь не в рубле. Не только в рубле! Мерипов был «законником». Он хотел, чтобы все «жили правильно», но для себя делал исключение. Сам он считал возможным «если вкалывать, то за большие деньги», не замечая, что тем самым отрицает представления о правде и справедливости, соблюдения которых требует от других.

      – А поначалу казался симпатичным, – вздохнул Нюкжин.

      – Наружность обманчива, сказал ёж… – не замедлил прокомментировать Донилин. И Кеша добавил, как бы утешая:

      – Да не жалейте. Шабашник он, а не работник.

      – Нет, – поправил его Нюкжин. – Он не шабашник. Он – бич!

      – Ну, что Вы? – удивился Кеша. – Бич же пропащий человек. Тунеядец и алкаш. Непременно.

      Их сочувствие успокаивало, возвращало уверенность в людях. А главное, конфликт притих.

      – А Мерипов разве не пропащий? – уже спокойно, но грустно сказал Нюкжин. – Лишить себя радости труда, общения с людьми, с природой!.. Знаете, как расшифровывается слово бич для таких, как Мерипов?

      – Не… – заинтересовался Донилин.

      – По буквам: Бывший Интеллигентный