Жених для ящерицы. Анна Яковлевна Яковлева

прошиб озноб, кожа стала гусиной. «Вот это да-а!» – выдохнула я, решив в срочном порядке установить дипломатические отношения с приграничной территорией и выяснить, чем занимается сосед. Что у него с лицом, что с голосом? Может быть, он спасатель? Или пожарный? Или десантник?

      Воображение рисовало пылающий Дом малютки, заложников в Дагестане, подорвавшуюся на противотанковой мине БМП или сбитый в Грузии украинскими инструкторами противовоздушной обороны наш самолет-разведчик.

      Сосед с рельефной фигурой продолжал растяжки – теперь он садился на шпагат.

      «Вряд ли он вообще помнит, что устроил кому-то грязевую ванну, – без труда убедила я себя, – сейчас пойду и посмотрю ему в правый глаз».

      Я накинула цветастую шаль и по всем правилам дефиле выплыла на крыльцо.

      В тот же миг брутальный сосед кинулся в дом, будто его застали за развратными действиями в голом виде!

      Забытый на улице Тихон возмущенно затявкал, просясь в дом.

      …«Успокойся! – уговаривала я себя всю дорогу на работу. – Мало ли что ему показалось! Это ничего не значит. Он, скорее всего, не рассчитывал, что в половине пятого утра кто-то может его увидеть. И что? Ну увидел кто-то, подумаешь, нежности какие! Барышня в бане, что ли?»

      В лаборатории я окунулась в работу, и анализы полностью вытеснили из головы соседа и его неадекватную реакцию.

      Я уже отдала справку Василию Митрофановичу и собиралась уходить домой, когда ко мне заглянул Гена Рысак и предупредил:

      – Витольда Юрьевна, ты мне нужна. Минут через пятнадцать зайди.

      – Зайду, – кивнула я.

      – Ты что-то решила с паями твоим и матушки? – встретил меня вопросом наш горе-управляющий.

      – Ген, тебе не все равно? – закусила я удила.

      – Ты понимаешь, что твое упрямство мешает нашим планам?

      – Нет, не понимаю, – честно призналась я, разглядывая управляющего.

      В окружении телефонных аппаратов, два из которых не работали, карты на стене (как будто Гена планировал крестовый поход на авторов земельной реформы), когда-то желтых коротких штор и офисной мебели в духе загнивающего социализма Гена являл собой странный гибрид апологета коммунизма и делового человека.

      – Ну что ж тут непонятного. Клиньями никто не будет покупать землю, – пустился в объяснения Геннадий Павлович, – ваши с мамой участки вклиниваются в общую площадь – ни себе, ни людям. Значит, тебе придется выходить из состава учредителей. Собрание должно подобрать тебе подходящий по размеру другой участок, равноценный. Головняк, Витольда, ей-богу! Может, уступишь?

      – А почему ты со мной об этом разговор затеял?

      – А кто должен его затевать?

      – Покупатель, Гена, покупатель!

      Я с осуждением посмотрела на Геннадия Павловича: до чего жалкий тип! Какие-то брючата, ворот клетчатой рубашонки подхвачен узлом нелепого пестрого галстука, а ботинки – прослезиться хочется. Ну какой из него Рысак? На моей памяти Гена никогда не был рысаком, даже в молодости.

      Геннадий Павлович