Символ веры. Леонид Шувалов

вздохнул:

      – Крышу придется разбирать.

      Они долго возились, пока удалось снять несколько тесин с пологой крыши избушки; потом, напрягая ослабшие мышцы, с трудом сорвали с места тяжелое бревно, отдышались, сев прямо на снег, и лишь после этого Яшка заглянул внутрь. Оторвавшись от щели, он перекрестился с несвойственной ему набожностью и тихо проронил:

      – Покойник.

      Анисим тоже перекрестился.

      Второе бревно вынули быстро. Комарин скользнул внутрь, отпер дверь, закрытую на тяжелый засов и выскочил на улицу.

      Стараясь не шуметь, вместе они вошли в зимовье.

      На полатях, запрокинув голову, задрав седую бороду и аккуратно сложив на груди иссохшие руки, лежал старик в белой полотняной рубахе до колен, в новых портах и онучах.

      – В чистое обрядился, – уважительно заметил Яшка. – Давненько помер…

      Спокойное, умиротворенное лицо старика, обставившего свою кончину с извечной народной простотой, придало уверенности беглецам.

      Комарин вертел головой, оглядывая зимовье. Увидел на столе запыленную бутыль, лепешку рядом с ней и набитый чем-то кожаный мешочек, обрадовался.

      – Вот дед! И помянуть чем оставил!

      Подняв мешочек, Яшка взвесил его на ладони. Оторопел:

      – Глянь, Аниська!

      Жадно, задрожавшими вдруг руками, попытался развязать, но сыромятный ремешок ссохся, стал каменным. Яшка даже пустил в ход зубы.

      – Золото! – плечи Комарина вдруг опали, как от великой усталости.

      Анисим пальцем выковырнул из мешочка самородок величиной с ноготь, покрутил его равнодушно:

      – Хлеба бы…

      – Энто же золото! – возмущенно воскликнул Яшка. – Не понимаешь, что ли?! Мы на него не только хлеба, мы на него…

      Анисим вздохнул:

      – Сейчас-то чего с него толку?

      – Ну, дурень! – суетился Комарин. – Теперь будем жить! Еще как будем жить!

      – Не наше оно, золото, – досадуя на приятеля, напомнил Белов.

      Опустившись на чурбан, Яшка Комарин наклонил голову и долго смотрел на Анисима:

      – Ты в своем уме? Ты чего, впрямь думаешь, что покойничек золото на стол выложил просто так?

      – Может, и не просто, – согласился Анисим, машинально потянул к себе кусок валяющейся рядом с высохшей лепешкой бересты, удивился, разглядев на ней какие-то знаки. – Глянь-ка, ты грамотный…

      Комарин выхватил бересту, вгляделся:

      – Буквы! Старик, значит, написал… – и медленно, почти по слогам, стал разбирать: – «Люди добрые… Сегодня помру… Похороните как следоват… Припасы в ларе… Ермил…» Вот! – закричал Яшка. – А ты говоришь «не наше»! Все наше! Ермил обо всем позаботился, оставил все добрым людям! То бишь нам с тобой, Аниська!

      Не торопясь, они хлебнули из четверти, закусили промерзшей лепешкой и вышли из избы. Топором, найденным в зимовье, нарубили сухих сосенок, расчистив от снега площадку, разожгли широкий костер. Твердо решили: деда Ермила по-христиански положат в землю. Пусть пока мерзлота оттаивает.

      – Гроб бы сколотить…