Шарада. Руслан Каштанов

лица своей матери: моя дочь забеременела от парня, которого я ни разу не видела и знать не знаю; причем, этот парень совсем не то, чего я желала для своей дочери (ну, да ладно; у каждого своя жизнь; махнем ладонью – будь, что будет). Но! Ребенок, который должен получиться от союза с этим молодым человеком, выделен знаком судьбы – ему положено быть избранным. И на этом моменте начинается самое интересное. Ведь это черта. Та самая черта, с которой начинается правда.

      Меня, как мать, охватило бы чувство легкого беспокойства. О чем вообще речь? Стоит ли развивать эту глупость далее? Здесь слишком пахнет разрушением иллюзий!

      Избранный? Для чего? И кем?

      Так вот, есть люди, полностью уверенные, что мой сын – тоже из той когорты единичных лиц, которые в свое время изменили мир, явив ему священные истины; что он несет в себе пламя!..

      Даже не верится, что я об этом думаю. Я смотрю на своего ребенка, которому еще нет и месяца, и меня охватывают чувства, совсем не похожие на те, какие обычно вызывает вид младенца, сладко спящего в детской люльке. Эти чувства двойственные, и мне самой сложно их идентифицировать. Я стараюсь убедить себя, что мой маленький сын – просто еще один ангелочек, такой милый и сонный… Но я вспоминаю, как произошло зачатие, и что те обстоятельства так и не были поняты мной до конца.

      Чушь Я все понимаю Просто не хочу признаваться себе в этом Не хочу выглядеть в собственных глазах черт знает кем

      Когда я вынашивала его, то ощущала, как взрослею с каждым днем минимум на месяц или на два. Меня переполнял океан горечи, и это было нормально; и все тяготы жизни, четко представшие передо мной, один за другим, выглядели как нечто само собой разумеющееся. Как факт существования мира. Как нечто самоценное…

      Черт его знает, что овладело мной! В любом случае, я старалась ни на йоту не выдавать себя. Не показывать того, как мой аффективный фон стал гораздо шире, чем ранее. Что мои эмоции теперь не просто определяются в ограниченных понятиях злости или ненависти, любви или страсти, чувстве ответственности или в праве выбора и свободы.

      Я стала мыслить шире. Совсем немного. Но то было исключительно мое личное открытие, и мне не нужно было ни с кем им делиться.

      Привычка просчитывать все наперед подкралась незаметно. Из обычной девчонки я вдруг превратилась в расчетливого стратега.

      Для любой нормальной женщины существует аксиома: мать – защита своего ребенка; мать пожертвует ради него всем; в том числе, и своей жизнью, разумеется.

      Что-то еще на первых месяцах беременности говорило мне: убивай! Убивай всякого, кто приблизиться к тому, кого ты в скором времени впустишь в этот мир! Охраняй его, не боясь нарушить ни одну из Божьих заповедей! Будь воительницей!

      Короче говоря, весь мой материнский инстинкт был возведен в высшую степень. Долгое время я вообще ни о чем не могла думать, кроме того, чтобы обеспечить тотальную защиту тому существу, которое было внутри меня. Это было мучительно и патологично. Мне казалось, что мной руководят. Что мои мысли под чьей-то властью – куклы на веревочках.

      И вот в такие моменты я начинала верить