Провидение и катастрофа в европейском романе. Мандзони и Достоевский. Стефано Мария Капилупи

верный путь к спасению. Так и рождается конкретная воля к спасению в христианском контексте Достоевского – в силу веры в то, что через лик этого праведника и благодаря его молитвам каждый человек удостоится узреть светлый лик Христов[128].

      Ключом к пониманию концепции спасения у Достоевского могут служить слова Дмитрия Карамазова, обращенные к брату Алеше, и прямое высказывание автора в предисловии к изданию на русском языке «Собора Парижской Богоматери» В. Гюго: «Красота – это страшная сила, тут Бог борется с Дьяволом, а поле битвы – это сердце человека» (14, 100). Эта таинственная красота есть сочетание двух бездн: красота Содома и красота Мадонны. Человеку остается сверхзадача – их различить, и в этом состоит его единственный шанс на спасение.

      «Восстановлением падшего человека» Достоевский назвал главную задачу европейской литературы XIX века. Эта идея доминировала в его позднем периоде творчества. За очевидно личным понятием «восстановления» у Достоевского, на наш взгляд, стоит этико-религиозная проблема искупления в совокупности с прославлением Бога в человеке. В набросках к «Дневнику писателя» за 1877 г., т. е. именно тогда, когда дружба с Вл. Соловьевым стала уже весьма значительной для русского писателя, Достоевский пишет: «Христианство есть доказательство того, что в человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава человека, до которой он мог достигнуть» (25, 228). Эта «идея» есть «величайшая слава человека», потому что она вместе с тем и великий промысел Божий.

      Христианское постижение Бога, согласно Достоевскому, лежит на пересечении веры и разума, чудесного и рационального; истина, постигаемая в анализе, и истина, обретаемая в вере, суть одна истина[129]. Обратим внимание на слова исследователя творчества Достоевского И.И. Лапшина о теории «двойной истины», которая преломилась в легенде о Великом Инквизиторе:

      В течение веков эта идея продолжала жить, все более и более уточнилась – она нашла выражение у Раймунда Сабундского в XV веке, у Помпонация и у Монтеня в XVI веке, у иезуитов в XVII веке. В своей книге «О бессмертии души» Помпонаций развивает ту идею, что бессмертие души недоказуемо с научной точки зрения, зато вполне доказуема ее смертность. Однако в плане веры (а не знания) надо признать, что душа бессмертна, тем более, что это верование является полезным для народа с точки зрения мудрых правителей, руководящих народными массами, ибо с верою в бессмертие связаны страх потустороннего наказания за грехи и чаяние потусторонних наград за добродетель[130].

      Теория «двойной истины»[131] опасна потому, что рано или поздно позволяет человеку идти по совсем разным и роковым направлениям: или к религиозному фанатизму, или к атеистическому рационализму. Это и определило духовные пути Европы и России в течение последних веков, и по этим противоречивым путям идут многие герои романов Достоевского. «Нет добродетели, если нет бессмертия» (14, 64), – утверждает Иван Карамазов, и сам русский писатель в своем

128

По христианскому учению, Богочеловечество возможно в вере и в свободе, и имеет свой исток в вере Христа. Этот великий пример человеку близок, потому что в воплощении Сын Божий, Логос Божий, соединился не только с Иисусом, но неким образом, известным только Богу, Он, через веру и послушание Иисуса, соединился и со всяким человеком, грядущим на свет, чтобы всякий человек стал Богом. См.: «Радость и надежда» (на итальян. яз.) 22, 2. «Радость и надежда» – пастырская конституция Второго Ватиканского Собора о Церкви в современном мире. Принимая участие в этой вере, человеческая вера не бывает просто верой ума, которая говорит “да”, но ничего не делает (как сказано в евангельской притче о двух сынах, Мф 21, 28–31), а становится верой воли, которая делает человека сыном Бога и свободным исполнителем божественной Премудрости. О проблеме «атеизма воли» у героев романов Достоевского писали еще Вяч. Иванов, Ф. А. Степун и С. И. Гессен. Опираясь на веру Христову, человеческая и неизбежная воля к власти преображается в «законе» сострадания и приводит к рождению Богочеловечества. По христианскому учению, Свою веру Сын Божий дарит нам в тайне приобщения Святому Духу. Следуя за Достоевским, русский философ Г.П. Федотов c особенной яркостью развернул концепцию о результате действия Святого Духа, проявляющемся в органическом мире и в искусстве. Он подчеркнул разницу между присутствием Духа Святого в Церкви и распространением Его даров за пределами Церкви. См.: Федотов Г. П. О Святом Духе в природе и в культуре (1932) // Он же. Собр. соч.: В 12 т. М., 1998. Т. 2. С. 232–244.

129

Ср.: Тихомиров Б.Н. О «христологии» Достоевского. С. 107–108.

130

Лапшин И. И. Как сложилась легенда о Великом Инквизиторе // О Достоевском (творчество Достоевского в русской мысли 1881–1931 годов: сборник статей). М., 1990. С. 379.

131

И.И. Лапшин пишет: «Достоевский с поразительной глубиной показывает в лице Великого Инквизитора, к чему может привести при известных условиях то учение, которое возникло под влиянием арабских и еврейских писателей еще в XIII столетии и стало известным под именем догмы двойной истины. Это учение, провозглашенное епископом Симоном де Турне, утверждало, что истина двойственна, что то, что истинно в области знания, может быть ложно в области веры и наоборот». См. Лапшин И.И. Как сложилась легенда о Великом Инквизиторе // О Достоевском (творчество Достоевского в русской мысли 1881–1931 годов: сборник статей). М., 1990. C. 379.