Хоккенхаймская ведьма. Борис Конофальский

доброе, что пролив его на стол, так к столу кружка прилипала – не оторвать.

      Вечером за окном выл ветер, вроде как с юга шло тепло. Кавалер валялся на кровати, а брат Ипполит, Сыч, Ёган и Максимилиан сидели у жаровни под свечой и монах читал всем, в какой уже раз, книгу про разных злых существ. Читал про ведьм. Волков знал этот отрывок уже наизусть, слушать ему было лень, да и тоска какая-то на сердце была, всё Брунхильда вспоминалась ему, и он сказал:

      – Ёган, иди, запряги телегу, возьми Сыча и езжайте в магистратуру, туда, где эту вдову держат.

      Все уставились на кавалера удивлённо, а он продолжал:

      – Привезите мне её сюда.

      – Ведьму сюда?– Удивился Сыч.– К вам?

      – Не ко мне, скажи, что святые отцы поговорить с ней хотят.

      – Отпустят ли?– Сомневался Еган, которому вовсе не хотелось, по ночи и по холоду, таскаться за ведьмой.

      – Не отпустят, так не отпустят, идите.– Настоял Волков. И кинул им свой плащ.– Накиньте на неё когда повезёте, что б ни кто не видел её тут.

      Сыч и Ёган ушли, забрав плащ, нехотя и недовольные, а Максимилиан просил монаха:

      – Брат Ипполит, почитай ещё.

      – Поздно уже,– отнекивался монах.

      – Почитай, уж больно интересно про ведьм, или научи меня читать на языке пращуров,– не отставал молодой человек.

      Брат Ипполит покосился на кавалера, и, не услышав его возражений, начал читать дальше.

      Кто ж не отпустит ведьму, когда святые отцы из Трибунала просят. Вскоре на пороге комнаты стояла трясущаяся от холода вдова. Сыч стянул с неё плащ. Монах и Максимилиан пошли из комнаты, Волков сказал Ёгану:

      – Ступай на кухню, там буженина от ужина осталась, кусок принеси и хлеба и пива.

      Когда все ушли, кавалер сказал женщине:

      – Подойди к жаровне, согрейся.

      Женщина поклонилась, подошла к жаровне и стала греть руки.

      – Знаешь, зачем тебя привезли?– Спросил Волков.

      – Да, господин, не девица малая, знаю.– Покорно говорила она, не поднимая глаз на него.

      – Так раздевайся.

      Она послушно стала снимать платье, осталась в рубахе нижней и спросила:

      – Рубаху снимать?

      – А чего же не снимать, стесняться тебе нечего, изъянов в тебе нет, всё ладно у тебя. Ты красивая. Да и рассмотрел я тебя всю. Ни одну из баб своих я так не рассматривал, как тебя.

      Она сняла рубаху, бросила её на пол рядом с жаровней. Тут Ёган еду принёс.

      Волков дал вдове поднос:

      – Ешь.

      – Это мне всё?

      – Да, садись на кровать и ешь.

      Она ела быстро и жадно, видать не очень кормили её в тюрьме магистрата.

      Грязная, волосы растрёпаны, а всё одно красивая, нечета, конечно Брунхильде, та молодая, здоровая, от той бабья сила так и льётся наружу, но и эта тоже красива. Волкову захотелось её немного успокоить, и он сказал:

      – Ты не волнуйся, я святых отцов уговорю, что б тебя отпустили.

      Она перестала жевать, хоть и рот был полон еды, уставилась на него, помолчала, осознавая