Лени Фэнгер из Небельфельда. Марта Шарлай

Ты – моя гора, к которой я взбираюсь, к которой я отныне устремлена.

      Но завтра-послезавтра мама вернётся домой. Что делать?.. Страшнее, чем носить своё горе, – поддерживать чужое. Даже и самого близкого – чужое, не твоё.

      Для фрау Фэнгер это уже вторая серьёзная потеря. Вторая потеря, скорее всего, значительно сократившая её век. И теперь Лени не отвязаться от мысли: сколько ещё у мамы времени? И главное – успеть выразить всю любовь, всю преданность, всю заботу. И Лени знает наверняка – не сможет. Из кожи вон вылезет – не сможет. Мама, мама, мама, мамочка!

      Скажи мне, Леон, как ты поступал с мамой, когда сердце нашего отца не вынесло какого-то особенно тяжёлого научного переживания?..

      Леон был с Михаэлем Фэнгером в госпитале, пока тот окончательно не расстался с учёным, семейным и всем остальным миром.

      Потом Леон пришёл домой. По дороге он раз десять прошептал: «Мама, я должен сообщить тебе что-то очень страшное…» Дух его противился, горло суживалось, не пропуская дальше ни одного слова. Но вот он уже дома – и что делать? Некому взять на себя эту ответственность. Не на кого переложить эту неудобную, отвратительную роль. Семнадцатилетний Леон обнимает мать крепко. Говорит: «Понимаешь… Папа… У него…» А мать уже привела в состояние «стерпеть что бы то ни было» всё своё существо. Она сама произносит окончание фразы: «…сердце… не выдержало…» – и предаётся рыданиям. Леон держит её в своих объятиях, как маленького ребёнка. Четырёхлетняя Лени стоит и смотрит. «Леон, если я заплачу, ты возьмёшь меня на ручки?» – спрашивает простодушное дитя, и шёпот её дрожит, как пламя свечи на сквозняке.

      Я помню это, Леон. Этот первый раз, когда я захотела быть в твоих объятиях. Эту минуту, когда объятия для меня уравнялись с горем и слезами. Горевать – лить слёзы – быть в объятиях. И потом, когда мы поменялись ролями…

      Тогда Леон не услышал Лени. Она уселась на пол, изучала скульптурную группу: пожилая женщина и юноша, произносила умноженное на сто – тысячу – сколько? – его имя: ЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеонЛеон… – до бесконечности. Но никто не прерывал её. Никто не бросился прекратить это механическое пение.

      «Куда делось папино сердце?» – спрашивает маленькая Лени, вспоминая, что было сказано «не выдержало».

      Леон усаживает мать на диван, подкладывает ей, опустившейся на подлокотник, подушку, приносит сердечные капли. А дитя ползает за ним. «Я буду как собака» – и хватает брата за штанину. Леон наконец поднимает ребёнка на руки. «Теперь меня никто не достанет» – торжествует Лени. Леон относит её в детскую и вразумляет: «Лени, сегодня очень дурной день. Очень тяжёлый. Понимаешь? Папа не придёт… Его больше нет». – «Это неправда! Он обещал мне… мы пойдём в парк, на качели, завтра». – «Нет. Теперь я пойду вместо папы». – «Хорошо, – соглашается Лени. – Я хочу на самую большую горку». А потом, вспоминая «не выдержало», опять спрашивает: «Что стало