Лени Фэнгер из Небельфельда. Марта Шарлай

Лени то, что «герру Бюхнеру точно понравится». «Основа – ивовые прутья, а украшением служат благородный лавр и прекрасные орхидеи», – говорит фрау Гартнер, а поскольку Лени реагирует на это лишь вялым «Спасибо, вы очень любезны», та как бы по секрету добавляет: «Знаете, у нас говорят, будто орхидеи означают любовь, но в Китае эти дивные цветы – символ учёного, ушедшего в затворничество. Герру Бюхнеру это очень-очень подходит». Лени думает про себя: при чём же здесь Пасха? – но, остерегаясь длинного разговора с фрау Гартнер, снова благодарит, уверяет, что венок обязательно понравится дедушке, и, прощаясь, желает цветочнице удачного дня.

      Штефан Бюхнер не реагирует на звук колокольчика. Он занят своим важным делом: скорее всего, поправляет переплёт какой-нибудь книге или реставрирует вещицу, которую давно бы можно было отправить на свалку. Но только пусть кто-нибудь подойдёт к священным полкам, герр Бюхнер, что вездесущий дух, является из ниоткуда и укоряет грозно нахала.

      Этот старый скряга не позволяет даже прикасаться к книгам. «Нечего лапать своими ручищами, – ревёт он. – Придут, перетрогают всё на свете, ничего не покупают. А у меня такие вещи – на них и смотреть лишний раз не стоит. Тем более вашими варварскими взглядами… Кто знает, не принадлежала ли какая-нибудь из этих книг Иоганну Вольфгангу Гёте! А может быть, сам Фридрих Великий листал один из этих томов!» Но король поэтов или король Пруссии оставил свои отпечатки на пожелтевших полуистлевших страницах, всё равно почти никто не брал товар Бюхнера. Кому в Небельфельде была нужна непонятная готическая вязь? Гордость старика букиниста происходила из исключительного обладания никем не востребованными сокровищами.

      Если бы не его ростовщичество, пропадать бы ему без всякого заработка. Бюхнер берёт у людей старьё, а потом приводит всё это в надлежащий вид, возвращая с принятыми процентами вещь, едва узнаваемую её хозяином. Хрипящий патефон начинает издавать звуки, похожие на человеческое пение; телефон конца девятнадцатого века снова может звонить; столетняя подзорная труба блестит, как новая; разваливавшаяся старинная книга обретает крепкий переплёт. Иногда клиенты так впечатлены работой Штефана Бюхнера, что просят выставить старинный предмет на продажу, и тут они поступают более чем непредусмотрительно. Штефан Бюхнер прямодушен и честен, но не тогда, когда в его руки попадает редкость – здесь он всячески юлит и пускает пыль в глаза, лишь бы не лишиться добра, которое считает своим. Бюхнер, не хуже купца на рынке, заламывает цену и не желает снизить её ни на цент. А когда сделка почти завершена, он вдруг вспоминает, что хозяин просил придержать товар пару дней: «Видите ли, хозяин вещи – я совсем забыл и только теперь меня озарило – звонил утром, он передумал и очень желал бы выкупить её, но только через пару дней у него появится такая возможность». А когда настойчивый собиратель редкостей и, скорее всего, турист, придёт всё же узнать, не осталась ли чудом вещь на месте, её уже не будет. Штефан Бюхнер увидит издалека или