Обратная перспектива. Михаил Устинов

была юно-зеленой, а вокруг, резко отграниченные лезвиями с неба, льнули к земле мрачные, неспособные оторваться клубы кустов. Но природу не беспокоило такое нарочитое столкновение.

      – Скорей бы ты уезжала, что ли. Да, Шегги? – Мужчина уперся подбородком в ладонь и указательным пальцем оттягивал вниз веко.

      – Так и не отучила. – Губы женщины дрогнули. – А ты?

      Мужчина мгновение смотрел на нее, а потом отвел взгляд.

      – Почему? И разводиться не надо.

      Он через силу усмехнулся.

      – Ну как вдруг оказаться без наших неприятностей и привычных неудобств. И делать-то ничего не захочешь.

      Женщина тоже засмеялась:

      – Слабо́ решиться на такое испытание?

      – Какие-то иезуитские склонности в тебе пробуждаются. Примерно так же Иоанн Васильевич предлагал спасти душу Курбского, казнив его.

      – И все-таки Курбский смог уехать.

      – Оригинальное сравнение. Он – князь… Ну ладно, ладно. Курбский смог. Ты еще Герцена припомни. Только не забудь и то, что в эмиграции он перестал жить – только наблюдал и оценивал.

      – Отечественная история, конечно, без тебя захиреет.

      – Не история, а историческая наука, – не удержался он.

      С другого берега донеслась музыка чужого веселья. «Мой адрес – не дом и не улица», – бойко шпарили сплюснутые голоса.

      – Тут ты, безусловно, очень нужен. Статьи ценят так, что выдерживают, как коньяк. У тебя уже целый погреб!

      – Да ведь не в этом… – Он с досадой мотнул головой.

      – А в чем? В этом? – Женщина кивнула в сторону музыки.

      Мужчина улыбнулся, как поморщился.

      – В чем же? – настаивала она. – По крайней мере, занялся бы настоящей работой. А не выдумывал на каждую ошибочную фразу две прогрессивных… Помню, ты говорил, что только в армии и чувствовал себя действительно свободным. Все твоя теория: чем хуже, тем лучше; стремление к свободе уже само ограничивает ее, Царство Божие внутри нас.

      – Да не то. На Руси всегда различали свободу и волю. Свобода – из корня «свой», тут подчиненность окружающим – роду, племени – ради общих целей.

      – Убожество это, рабство, а никакая не свобода.

      – Но только так и можно обрести самосознание и достоинство. А своеволие, напротив, никогда в чести не было.

      – Но внешняя свобода просто необходима.

      – Лишь после того, как человек отдал себя общему. Чтоб лучше и полней осуществить свое служение.

      – Все равно. Каждый имеет право жить там, где захочет.

      – А может, где родился – там и пригодился?

      – Это личное дело каждого – все равно как жениться.

      – Или развестись?

      – Не надо так.

      Через реку была переброшена уже другая песня. «Сэн-Фрэнсиско, Кэлифо-ониа, – с настырным бездумием отчеканивала певица, – Ю-эс-эй!»

      – Хорошие у нее, наверно, зубы.

      – У кого? – Женщина задумалась и не следила.

      Он показал на противоположный берег.

      – Так и видишь: какой-то праздник, День независимости,