Зеленые перья. Сборник рассказов. Варвара Врановская

скажешь, что «ты никогда» и «зачем тогда взрослеть». Вы все так говорите. Мы так говорим. А потом наступают эти заветные пятнадцать лет, гормоны и все.

      До боли закусываю нижнюю губу, чтобы не разреветься. Как она смеет говорить такое! Я неплохо знаю саму себя, мне приходилось и встречаться с кем-то, и… Но как можно променять саму себя, свои мечты на это. Невероятно. Это как сдаться, раз и навсегда признать, что они все были правы, а ты – нет.

      Права была мама, когда забрала меня из музыкальной школы. «Ты все равно никогда не станешь великим музыкантом. Этим себе на хлеб не заработаешь. Поэтому ты должна хорошо учиться». Прав отец, который запрещал мне гулять с Женькой, уверяя, что в жизни есть куда более важные занятия, чем «шатание по подворотням». Права директриса, которая хотела исключить из школы только потому, что я слишком много прогуливаю. Но ведь без музыки, без Женьки и без школы моя жизнь просто невозможно. Я задохнусь, как выброшенная на песок рыба. Даже хуже! Эволюционирую в лягушку, одну из тех лягушек, которые живут только работой и домашними делами, пикниками по выходным «для галочки» и разговорами о мужиках, болячках и погоде. Умереть и то лучше!

      – Тогда я покончу жизнь самоубийством. Рано или поздно. Лучше рано. Чтобы презирать себя меньше.

      Дженни отводит взгляд от неба и впервые за время разговора поворачивается ко мне. Глаза ее блестят очень нехорошо. Узнаю этот блеск. Так было, когда Женька на спор украла из кабинета директора деньги. И когда она до полусмерти избила одного мальчишку, который назвал ее шлюхой. Этот блеск не просто недобрый, он… страшный. Он означает, что сейчас Женька станет делать то, что ей совершенно не хочется делать, но что она считает… долгом, необходимостью? В такие моменты она как будто сама разрушает себя изнутри. Не проверяет на прочность, не испытывает. Ломает и режет.

      Женя вскакивает на ноги и делает шаг вперед, оказываясь на самом краю. Идет вперед, расставив руки и не глядя вниз. Она безотрывно смотрит на меня. А под ногами у нее – бездонная пропасть.

      Я чувствую, как немеют мои пальцы, как сердце начинает биться отчаянно и болезненно, но не делаю ни единого движения. С одной стороны, боюсь по неосторожности толкнуть Женьку, с другой – знаю, что она проверяется меня на слабость. Стоит мне дернуться вперед, пытаясь помочь, стоит показать, что я за нее волнуюсь, и дружбе конец. Никаких телячьих нежностей, никакой демонстрации своей привязанности. «Я не кисейная барышня». Ответ на любой вопрос. Ответ без ответа. Нет, я не считаю ее слабой. Но попробуй докажи что-то этой упрямице.

      Зубы начинают отбивать чечетку, а мир плывет перед глазами. И вот уже лечу в пропасть, не успевая понять, что же, собственно, произошло. Лечу очень медленно, как в замедленной съемке, успевая осознать весь ужас происходящего.

      Я пришла в себя от поцелуя. От настоящего, чувственного поцелуя в губы. Неуклюжего, липкого, со вкусом корицы. Корица. Коричная жвачка. Ее привозит из командировок из Штатов мать Женьки. Женька. Дженни… Я впилась в ее