Театр Глобус. Андрей Феликсович Гальцев

А человек-то ему без надобности.

      – Верно, – поддакнул Крат.

      – Однако ж, если подменить пистолеты, подозрение падает на него. Ведь он был с оружием на сцене, так?

      – Так.

      – Но стрелял кто-то другой. И пиротехнику применили ради неразберихи. Тут сыщикам будет не сложно размотать клубок, – сказал Николаич.

      – Если хотеть разматывать, – заметил Крат и добавил: – Всё-таки непонятно, откуда они знали, что Рубенс непременно выйдет на сцену. Мог бы сидеть как сидел.

      – Ну, тогда его прямо в кресле чпокнули бы. Он ведь в первом ряду был, – предположил Николаич.

      Помолчали. Крат оглянулся и тихо спросил:

      – А ты знаешь, какие дела у нас в подвале творятся?

      – Краем уха слышал и один раз я побывал в круговом коридоре, где трубы сами по себе нагреваются и свет горит, не подключённый к энергосети. Больше я туда ни ногой. И тебе не советую. Вообще, я так разумею, что видимость, или наружность у нашей жизни – это одно, а внутренность – это другое, – проговорил Николаич голосом деревенского сказочника.

      – А я ещё раз пойду, – сказал Крат. – Хочу глубже проникнуть и разобраться: там знают, кто стрелял. Я уверен.

      – Брось! Человеку нужно земного уровня придерживаться. Иначе спятишь. Или потом кому расскажешь – за шизика примут. Не ходи, а то ещё, неровён час, там застрянешь.

      Николаич с трудом встал, распрямился и поплёлся открывать главный вход – на крыльце звонили. Крат взглянул на стенные часы – девять. Услышал шаги и голос Дупы. Неслыханное явление – в столь ранний час!

      Крат ему навстречу двинулся. Дупа остановился, пронзительно взглянул, сам бледный, опухший. Злодеям трудно даётся отдых, им доступен только фармацевтический сон. Фармацевтика погружает злодея в химическую тьму с просветами кошмара. Пробуждается он с головной болью и сразу призывает на помощь рассудок, иначе говоря, внутреннего адвоката, который заявляет о неизбежности совершённого преступления и заодно указывает на то, что убитый был мерзкий, ничтожный гадёныш, жалеть о котором не стоит.

      "Таким образом, господа судьи, поведение моего подзащитного было оправданным. Кроме того, он мог бы и круче поступить, но смягчился в силу врождённой человечности. Он всего лишь убил".

      Успокоив себя, преступник затем обдумывает, как защититься перед внешними обывателями. Подобрав нужные слова, подтесав предметы и факты, что-то подкрасив, подклеив, кое-кого подговорив, заготовив деньги для подкупа должностных лиц и свидетелей, преступник сможет избежать обвинительного приговора, и тогда он станет вдвойне преступником, ибо надругался и над жертвой, и над правдой. (Правда – та сторона реальности, которую видит совесть). И что будет с ним дальше? Получив опыт адской (адвокатской) самозащиты, он либо раскается и вернётся к правде, либо озлобится против неё и будет всё делать ей назло. Тогда получится бес-человек.

      – Зайди ко мне. Надо рассчитаться, – простым усталым голосом обратился к нему Дупа.

      Крат вместе с ним вошёл в большой кабинет и сразу выпалил:

      – Сделайте всё возможное для освобождения Дола! Вы