Грязь. Андрей Николаевич Зоткин

Импровизированный спектакль удался. Через две минуты главным актерам бармен щедро нальет по бокалу холодненького. Гумбольт откажется.

      Здесь было много интересных людей. Например, вон там сидел известный актер. Вы его знаете, в последнее время он уже не так часто появляется на экранах, как прежде. Если его спросить, что он здесь делает, то он ответит, смотря на вас глазами, полными безнадежности:

      – Пью.

      Тяжелый взгляд, сдавшийся человек. Больше вам не захочется с ним говорить. Рядом с ним и пиво горчит. За тот стол садились отчаявшиеся люди.

      Влюбленная парочка творческих людей, которая вела себя, будто бы у них не было чувств. Какая ирония.

      – Всё будет хорошо, у тебя всё получится. Тем более ты красивая девушка. Ты пройдешь вверх, не переживай. Но не дай себя продать. Пожалуйста.

      Девушка с милым лицом и острым носиком улыбнулась:

      – Не дам.

      Они смотрели друг на друга так, что в их глазах отражались звезды их душ. Они были связаны между собой.

      – У тебя всё получится. Ты отличный музыкант, я многому у тебя научилась. Не переживай, – добавила она.

      – Да таких, как я, много, можно найти замену. Ладно, я постараюсь.

      – Правда?

      – Правда.

      Сидел художник популярных комиксов и жаловался своему другу:

      – Я задолбался делать раскадровки.

      – А чё такое?

      – Да тупые они. Заказчик у нас именитый какой-то, поэтому эта идея до сих пор жива. Комиксы про мышей, собак, котов, да еще и скоро введем туда людей. Натуральный цирк. Бред, – он затянулся и бодро кивнул головой, меняя тему. – Вчера Хлебникова читал. Знаешь, мне показалось, что похоже на Уитмена. Чем-то. Что? Не знаешь, кто такой Уолт Уитмен? Эх, чувак, зайди в секонд-хенд на Ковенском в подвальчике, попроси там его сборник и почитай. Нынче его не достать в книжных. «О, капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен…» Классика.

      Был человек, который знал много знаменитых людей. Сессионный музыкант, что-то вроде того. Его весь вечер спрашивали:

      – А ты знал того-то? А этого? И как он? А вот этого?

      Я спросил его только об одном:

      – А ты знал Зарёва?

      Он кивнул своей необычайно большой головой:

      – Да, знал.

      Тут в разговор вмешался мой товарищ:

      – Да кто ж его не знал… Сирень мне все уши прожужжала этим. Она была одной из его окружения.

      – А, та самая Сирень? Необычайная женщина! Но я помню её десять лет назад, – с блеском в глазах сказал музыкант. – Прекрасная девушка. И жесткая. Всегда любил девушек, которые знают то, чего хотят, и идут к этому. Как она сейчас? Надеюсь, годы пошли ей только на пользу?

      Мой товарищ волком посмотрел на него, а потом молча продолжил пить пиво. Я покачал головой. Музыкант всё понял и вернулся к своей кружке.

      Сидел подвыпивший средний режиссер и говорил с подвыпившим средним драматургом:

      – Я не буду пичкать их ложью, как бы притягательна она не была. Они сами всё это знают. Просто не хотят вспоминать об этом. Это слишком больно, чтобы помнить об этом и жить. Не все смогут не врать себе.

      – Правильно! Правильно!