Вошь на гребешке. Оксана Демченко

жар и боль. Сразу ушла ледяная скованность, в спине шевельнулись горячие иглы. На лбу выступила испарина, дыхание участилось. Небо обрело цвет, звучание ветра приблизилось.

      – Ружана держала нож в дикой грибнице, – виновато шепнул травник. – При ударе споры глубоко засеялись77 в рану… Светл просил не говорить, только пользы в молчании нет.

      – Дальше, чем теперь, они не пройдут, – старательно выверяя слова и тон, сообщил Бэл. Хотелось закрыть глаза и позволить себе отчаяние, но подобная роскошь пока оставалась недосягаема. – Дальше не пролезут… но ходить вновь мне едва ли доведется, это я понимаю. Благодарю за правду. Сядь там, мне тяжело напрягать шею. Расскажи подробно, чем завершился бой. Первое и главное пока что – предел, возникший вокруг боевого поля, он имеет непонятные мне параметры и мощность… Вдобавок, он посмертный.

      – Нет, еще одна беда есть, худшая, – сдавленно шепнул травник, оглянувшись на опушку и убедившись, что Светла нет поблизости. – Ружана. Она не унялась тогда, содрала у хозяйки перстень – и бегом к замку, мы не поняли ничего, такое творилось… Не задержали, в общем.

      – Понятно. Поэтому она не помогла мне сразу. Не со зла, я так и думал… Это и не плохо, это не худшее для неё. Ага, теперь вижу: ей невесть что наобещал Йонгар, среди прочего и место хозяйки Файена… Ради меньшего тихоня не предала бы Тэру, – поморщился Бэл. – Мне надо спешить в замок. Люди запада пусть ждут. Им воистину есть, в чем каяться.

      – Я один не справлюсь…

      Трава рядом с пределом зашевелилась, крупный бурый буг выбрался на её поверхность, встряхнулся, сбрасывая корешки с вычищенной шкуры. Все знают: буги приводят себя в порядок, зарываясь в мелких корнях. Луговина для них – любимое лежбище, к тому же разнотравье ценит возможность повозиться со шкурой, выбирая вместе с грязью семена и пыльцу дальних, неведомых, лугов. Взаимная выгода…

      Буг протяжно завибрировал горлом, выпуская низкий, дрожащий звук. Глаза оттенка лунного серебра – а таковы они у всех псахов, даровитых в лечении – обратились к Бэлу. Буг улыбнулся широкой пастью, способной перекусить человека пополам, синеватый язык мелькнул и спрятался. Когти передних лап лязгнули, взрывая траву и натыкаясь на случайный камень. Волокнистые, моховые усы прилегли к морде и оплели горло, подчеркивая самые мирные намерения зверя. Ведь, как известно, буг топорщит усы на охоте и в бою.

      – Красавец, – поразился Бэл.

      – У-рр-м, – зевнул буг, щурясь.

      – Седло тебе не идет, сплошная морока с ним, – посочувствовал Бэл.

      – У-рр-м, – повторил буг.

      – А без седла, просто по дружбе – отвезешь?

      Буг улыбнулся шире, нырнул в почву, словно она мягче и податливее болотной жижи. Под спиной Бэла прокатилась волна, травник пискнул и невольно отстранился. Зверь вывернулся из травы прямо под седоком. Пополз из грунта. Заскрипели и ушли в мех хребтовые отростки, клацнули плечевые гребни. Бэла резко мотнуло в сторону, он

77

Споры грибницы, если их сразу не обезвредить, меняют в самом широком смысле тело, которое заполучили. Норовят его сделать грибницей. Или, по крайности, деревом, поскольку зимуют они охотно в мертвом, теплом от собственного гниения, пне. Очевидно, Ружана не стала обезвреживать споры. И молодой травник едва ли знает сам, до какой степени тело Бэла теперь человеческое и не развивается ли далее процесс одеревенения. В лучшем случае он сделает Бэла лесником, но для этого надо покинуть замок немедленно.