День цезарей. Саймон Скэрроу

числе и как вести себя на улицах. Но в эти дни город напоминал буквально кипящий котел, и лучше было принять меры предосторожности, особенно после того, как стемнело.

      – Ишь ты какая, – сказал Катон с улыбкой. – Тогда ты благополучно проводи моих людей до своего дома. А потом уж они сами, на свой страх и риск, вернутся в лагерь.

      – Да не надо, господин. Я настаиваю. Не хочу быть никому обузой.

      Утомленный этим препирательством, Катон просто махнул рукой.

      – Делай как хочешь. Только уж иди, пожалуйста, пока небо не до конца стемнело.

      Когда за Петронеллой закрылась дверь, он лишь пожал плечами на такое безрассудное упрямство и вновь возвратился к разбору завещаний.

* * *

      Оставив жилье префекта, обратно в дом сенатора Петронелла, однако, не пошла, а вместо этого направилась к казарме, занятой Первой центурией, в нижнем этаже на отдалении. Жилье центуриона было куда скромней, чем у командира когорты: комнатка под спальню, каморка под кухню и кладовку, где под полками лежал тюфячок для раба, и таблинум, который центурион делил с единственным писарем. Последний как раз был на месте – и, оценив взглядом дородную фигуру, округлое лицо, смоляные волосы, черные глаза и полные губы, вмиг прикинул по простецкой одежде ее статус и двинулся на приступ.

      – Чем могу служить, о звезда моих очей?

      – Я вообще-то к центуриону Макрону.

      – Правда? – Писарь был не в силах скрыть разочарования. – У себя он, в комнате. Вон туда.

      Поднявшись с табурета, он жестом пригласил гостью следовать за собой по узкому короткому проходу между кухней и центурионовой комнаткой. В конце коридора писарь все-таки предпринял еще одну попытку.

      – А может, выпьем потом винца?

      – Не получится. Мне домой надо.

      – Жаль… Тогда, может, в другой раз?

      Гостья строптиво поджала губы, и писарь с унылым вздохом постучал в дверь.

      – Ну, что там еще? – сердито гаркнул из своей комнаты Макрон.

      Писарь отворил дверь и шагнул в сторону, приглашая гостью зайти. Макрон сидел на краю кровати, втирая воск в кожу с фалерами. При виде столь неожиданной визитерши брови у него изумленно поползли вверх. Петронелла зарделась и смущенно переступила через порог, передвинув между тем суму со спины на живот.

      – Прошу прощения, господин. Я тут просто принесла кое-что… из дома сенатора.

      Через ее плечо Макрон видел, как писарь оглядывает его гостью со спины и расплывается в завистливо-одобрительной улыбке.

      – Ты чего там встал? – командно прикрикнул на него центурион. – А ну, иди свои дела делай!

      Писарь улетучился, оставив Макрона и его гостью неловко смотреть друг на друга. Однако не прошло и минуты, как Петронелла подошла к столику, на котором стояла нехитрая столовая утварь, и начала выгружать содержимое своей сумы – колбасы, холодных жареных цыплят, три небольших, но затейливо плетенных хлеба и целый набор сладких пирожков. В глазах Макрона зажглись огоньки вожделения, а женщина все это время ворковала:

      – Прошлой ночью ты, господин, казался