День цезарей. Саймон Скэрроу

службы и оплата в преторианской гвардии несравнимы ни с кем. Но при отборе пойдет отсев по силе и росту, а за ними – по итогам личной беседы. Некоторое число поступит в гвардию из легионов, как награда за примерную службу.

      Последние – ветераны с безупречными послужными списками – будут ценным приобретением для Второй когорты. Это так. Но получается, что в таком случае верных и ценных служак лишатся легионы, что тоже не очень хорошо. Забирать толковых людей из легионов, защищающих границы империи, и пополнять ими преторианскую гвардию, где им вряд ли доведется в полной мере проявить свои навыки и опыт, – разумно ли это? Но так уж устроена армия. Есть в ней вещи, не подвластные здравому рассудку, и бороться с этим бесполезно.

      После ознакомления с численным составом Катон пометил несколько имен, вроде как подходящих для замены двух утраченных центурионов. В испанском походе отличились двое опционов, Игнаций и Николаос. Первый перед походом был только-только произведен в чин, но уже успел проявить себя прирожденным, любимым солдатами командиром, и Катон с удовольствием готов был снова его повысить. Кто-нибудь из бывалых, возможно, заворчит, но Игнаций быстро сообразит, как это ворчание унять. Второй опцион, Николаос, службу осваивал постепенно, обстоятельно, но оба, бесспорно, достойно пополнят ряды центурионов когорты. Что, стало быть, открывает два свободных места под новых опционов. А еще надо будет подумать, кого поставить сигнифером…

      Эти размышления Катон до поры отложил и переключился на завещания. Снял со стопки верхнюю вощеную дощечку и сосчитал имена тех, кто погиб, не составив завещания. Всего двадцать шесть человек. По обычаю, их сбережения, личные вещи и прочее имущество делится между уцелевшими товарищами по центурии. За это из похоронной кассы когорты оплачивается надгробие и ставится рядом с другими вдоль военной дороги, идущей мимо лагеря. Катон вдавил в воск свою печать командира когорты, тем самым узаконивая раздел имущества погибших.

      И вот настал черед для самой обременительной в плане времени задачи. Катон взял первое завещание и прочел первое имя. Надо сказать, не без неприязни. Центурион Гней Лукулл Пульхерий. Коренастый грузный угрюмец, склонный к рукоприкладству. Именно Пульхерию было дано тайное задание обеспечить, чтобы из испанского похода Катон уже не вернулся. И если б не Макрон, он со своим заданием, пожалуй, справился бы. Теперь-то он, слава богам, досаждать более не будет: обретя вечный покой в Испании, лежит в общей могиле с остальными погибшими преторианцами…

      Катон сломал печать, развернул свиток и начал читать. Чего именно ждать, он не знал, а потому был удивлен и даже тронут тем нежным посланием, которое Пульхерий адресовал своим матери и старшей сестре, арендующей небольшой надел в Кампанье. Им центурион оставлял все свое лагерное имущество, а также немалые сбережения, которыми заведовал некий аргентарий на Форуме. Несомненно, сумма эта скопилась за счет его тайных, не вполне праведных трудов. Впрочем, те две женщины абсолютно