Записки из альбома. Павел Николаевич Поляков

, и в заледенелой рамке стекла мне привиделись огромные застывшие в ужасе глаза. В них я прочел свой приговор – Смерть.

      Беспредельный ужас охватил меня тогда, тупая черная боль сдавила голову. Я не находил себе места, взглядом натыкался на стены, и они отшвыривали меня. "Нет, этого не может быть“. Движением тела я пытался отогнать эту невыносимую мысль, но не мог этого сделать. Я пытался внушить себе, что это все неправда, но кто – то говорил мне, что это именно так: “Ты умрешь, и все будет как прежде, но уже без тебя. Весь этот мир исчезнет, и тебя поглотит страшная пустота. И будут также весело петь птицы, улыбаться люди, но ты будешь лежать в могиле, придавленный тяжелой мокрой землей”.

      То, что все смертны я уже к тому времени понимал. И великие, и простые люди, как на станицах книг, так и в жизни появлялись и исчезали передо мной. Но их уход не был для меня утратой, и мне, в общем – то была безразлична их судьба. В моем представлении могла быть значимой лишь моя собственная жизнь. И тот, кто объявил мне мою участь, знал это.

      Он – тот человек в зеркале знал обо мне все. Перед ним не было смысла что – либо скрывать, потому что он был моим отражением, моим вторым Я. У него были мое лицо, мои руки, мысли, чувства. Нас различало только одно – я был беззащитен перед ним. Я его боялся и ненавидел. Когда мне случалось пройти мимо этого зеркала, я в страхе зажмуривался, страшась встретить его взгляд. Если же, несмотря на все мои старания, я не мог побороть искушения подглядеть за ним, и украдкой, надеясь застать врасплох, на цыпочках, подходил к зеркалу, меня встречали все те же бездонные и пугающие глаза. Они преследовали меня повсюду. Тревога не покидала меня ни в школе, ни на улице. Она постоянно давила на меня. Он приобрел надо мною власть. Жить так дальше я уже не мог. Мысль покончить со всем этим все глубже затягивала меня, и, в конце концов, я решился.

      Помню, что стояло жаркое, удивительно жаркое лето. Сквозь грязное окно жалили острые лучи света. Серые пятна лежали на выцветших обоях. Было очень душно, и воздух улицы не приносил прохлады. Я сидел на стуле, обхватив голову руками. Напротив меня стояло зеркало. В нем отражался высокий стенной шкаф с двумя деревянными ручками наверху, к одной из которых был привязан короткий шнур со скрученной на конце петлей. Я придвинул к шкафу стул и затем встал на него. Лицо в зеркале улыбалось, когда я делал шаг вперед. Провод сильно натянулся, петля скрутила мою шею. Тотчас же я почувствовал сильную боль, и носком ноги попытался дотянуться до падающего навзничь стула, но было уже поздно.

      Все исчезло. Меня не стало. Я совершил то, что хотел Он – привел свой приговор в исполнение, и сам выбрал его день и час. Он заставил меня убить себя.

      Так думал я, но все оказалось совсем иначе. Вначале я услышал свой голос. Точнее, это был не голос, а короткий язвительный смех. Затем, когда он смолк, появился яркий свет, и обступавшая меня темнота исчезла. Я увидел висящего человека с вытянутой шеей и сжатыми в судороге кулаками. Рядом стоял перевернутый стул, и толпились какие – то люди…

      Я парил в синем бесконечном пространстве. Мой путь лежал к вершине огромной горы, на которой стоял высеченный из мрамора дворец. Огромные колонны окружали его, и их поверхность была покрыта письменами, смысл которых мог знать только я. Высокая, с голубой глазурью коническая крыша украшала мой дом. Мраморные ступени вели к большой стеклянной двери. Там, за дверью я увидел ваш мир – миллиарды песчинок, кружащихся в хаосе, на которых передо мной разворачивалась в ярких красках история всех времен и народов. Я взял одну из них в руки и поднес к глазам. На ней зарождалась жизнь. Странные существа выползали на поверхность из темных глубин океана, заселяли материки и острова, умирали и рождались, и снова умирали. На самых удобных местах расселились люди, которые подчинили себе всех и вступили в схватку между собой. Они захватывали друг у друга земли, изобретали разные приспособления, придумывали законы, создавали стройные системы знаний, целые вереницы религий, а затем исчезали. И чем дальше они шли по дороге, называемой ими "прогрессом", тем неотвратимее становился для них истинный конец этого пути – их собственная Смерть. Они ссорились и мирились, влюблялись, страдали, радовались и плакали. И самым смешным было то, что они знали, что умрут, но жили так как – будто ни о чем не догадывались. Они не понимали НИЧЕГО.

      Они не знали, и не могли знать то, что знал я. И никто другой не знает этого лучше меня. На их свете не могло быть ни счастья, ни радости, ни горя, ни слез. Не было ни порока, ни добродетели, ни преступления, ни наказания. Было лишь самонасилие над их собственным разумом, страстное желание не перейти придуманного “всеми” барьера. Их ум отрицал сам себя. Они даже не пытались понять – кто они есть, для чего они приходят в свой мир и затем так безнадежно уходят.

      Я смотрел на все своими новыми глазами и радовался. Я был всесилен и бессмертен. Я мог вырасти до самых небес, а мог превратиться в невидимую пыль. Был способен воплотиться в глину, растение, любое существо. Но главное – я потерял свой страх. Я спас себя от исчезновения, и в этом была наша – моя и