Будьте как дети. Теофания детства. священник Владимир Зелинский

и грудных детей Ты устроил хвалу (Пс. 8:2; Мф. 21:16). Буквально и просто: хвала их – дыхание, движение, развитие, жизнь. Существуя, дыша, ребенок приносит хвалу Родившему его. Стать как дети – значит вернуться к этой бессознательной хвале, наполнить ею свою зрелость, бросить в поток ее самого себя.

      Мать, кормя грудью, разговаривая с младенцем, рассказывая себе и ему сказки, живет верою, потому что вера есть глубина общения. Пророк говорит: праведный верою жив (Авв. 2: 4). Материнство не только естественно, но по-библейски праведно, ибо: жена… спасется через чадородие (2 Тим. 2: 14–15). Чадородие, кроме того, что оно есть послушание заповеди Божией, первой и райской, есть еще и исполнение веры, пусть даже и не исповеданной, в благость Божию, иносказание благости в комочке человеческой плоти.

      Спасение подразумевается здесь и в более глубоком царственном смысле. Женщина, рождая, по-евангельски «принимает дитя» от Творца, поклоняется Ему в Его творении и, даже не подозревая о том, становится «малой Церковью», ковчегом спасения самой себя и ребенка. Ковчег несет их – пусть даже лишь вложенной в нее силой инстинкта – к Божьему берегу. Однако инстинкт сам по себе вязнет в густой и слепой своей «темноте», теряет вложенный в него «ум», его природа не может обойтись без Духа, требует для себя просвещения Словом, которое дается всякому человеку как залог его богочеловечности. Залог, однако, может быть утрачен, задушен тьмой. Материнство таит в себе начало бессознательной церковности, требующей для себя просвещения, в котором благословение Иисуса (через творение) и благодарение Иисуса (в Евхаристии) должны соединиться, чтобы радость ваша была совершенна… (1 Ин. 1: 4).

      Возможна ли личность вне разума, коль скоро мысль есть средство общения? Или, может быть, лишь попытка общения. Но еще до первого контакта с другими мы уже общаемся мыслью с собой. Накопление мыслительного багажа в виде ассоциаций, воспоминаний, навыков, узнаваний, реакций создает нашу идентичность с самим собой, но личность может существовать без всего этого. Всякой матери, хотя и не только ей, доступен этот секрет общения с личностью младенца безо всякого обмена мыслями. Какие мысли у него, он не знает, у недавно рожденного ребенка еще нет развитого самосознания, отражения и закрепления акта мышления в помысленном, отраженном. Его мысль еще не сфотографировала себя ни в понятии, ни в образе, в котором она запечатлевается. Но в любом возрасте человек наделен личностью и присущим ей даром человеческого причастия всему существующему и Тому, Кто привел его в бытие.

      Потому и Церковь должна – скорее призвана – быть иносказанием матери. Она по замыслу о ней являет собой икону материнства в Боге, с Которым она вступает в молитвенно-таинственный диалог. Она доверяет Ему всякого родившегося младенца, зная, что на нем изначально запечатлевается образ Родившегося в Вифлееме.

      Первая ее молитва – о покрове. «Сохрани сию и сего младенца, егоже роди: покрый ю под кровом крилу Твоею, от днешняго дне, даже до последняго ея скончания…»[47]

      И затем молитва о благословении:

47

Молитвы в первый день по внегда родити жене отроча.