Мурка. Ольга Апреликова

над еще одной, вязкой, черной и по-настоящему бездонной, безымянной рекой, которая только и ждет, чтоб сверху что-то упало… В иле медленно вязнет издохший от какой-то заразы баклан…упавшее с моста колесо от разбитой в ДТП машины… тянет руки утопленник…Ай. Да ну. Стоп. Жуть.

      Так, все снова: серебряная Нева – есть. Только вода в ней ни разу не серебряная, а бурая, торфяная – привет из лесов Подпорожья. Красная «Ялта» – уже у моста, грязная, как портовый алкаш. Торчащий, как последний, расколотый зуб в челюсти, собор на том берегу – есть. Бакланы, вполне здоровые, наглые – есть. Прекрасный и равнодушный город до горизонта – есть. На набережной собачники, подбирающее собачье дерьмо, и жрущие ветер пофигисты-велосипедисты – есть. Мир освещен по законам оптики, проветрен Балтикой и правилен, как учебник по геометрии. Или по физике. Там все всегда хорошо, и угол падения всегда равен углу отражения…

      За завтраком Мурка как бы невзначай попросила Шведа:

      – Сфотографируй меня как мальчишку.

      Швед поставил кружку с зеленым чаем, взглянул обалдело:

      – …А чего? В смысле, зачем?

      – Интересно. Помнишь, когда я уснула прям на фоне – это ж мальчик на снимке получился, не я. Ты заметил? Ну вот. Хочется еще.

      – …Эммм… Ты что, трансгендер все-таки?

      – Нет. Ни разу. Мужиков только немножко боюсь… Просто… – она – пальцы чего-то задрожали – нашла в инстаграмме прошлогодние драгоценные последние фотки: лето, Диво-остров, Васька; протянула ему: – Это кто?

      – Ты, – пожал плечами Швед.

      Янка подошла от плиты и посмотрела через его плечо:

      – Ну да, ты. Только в шортах. А футболка твоя, с Микки-Маусом. А что?

      – Листайте дальше.

      Там было несколько фоток Васьки на всяких аттракционах, а потом… Отца попросила сфоткать.

      – Ой, – вздрогнула Янка и выпрямилась. – Да вот же ты, в юбочке!! Девочка-девочка, солнышко! Вас двое на одно лицо! А я подумала… Вы что, двойняшки?

      – Нет, – буркнул Швед. – Двойняшка был бы взрослее, крупнее. Это – маленький пацан, только рослый. Сколько ему?

      – В середине этого июля исполнилось бы двенадцать… Но он и до одиннадцати… Не успел. Под машину попал, насмерть. Врачи сказали, у него сразу сердечко оторвалось, мол, он не мучился… Там еще, на Академика Лебедева, где мы раньше жили. Он… Ну, у меня нет никого дороже его.

      Они переглянулись. Мурка убрала со стола, принесла тяжелую синюю папку с Васькой, вытащила сразу все, большие и маленькие, цветные и монохромные, рисунки, выложила на стол:

      – Я его рисую, как будто он живой. Он живет тут на бумаге, понимаете?

      – …Ты его не видела мертвого? – вдруг догадалась Янка.

      – Да, его в закрытом гробу похоронили, – кивнула Мурка.

      – Жесть, – Янка взяла верхний рисунок. – Какой красивый мальчик!

      Мурка решилась:

      – …Мне на кладбище показалось, что он… Что он из гроба стучит. Я слышала. Но… Но мне никто не поверил. Его закопали, хотя я орала.