Мурка. Ольга Апреликова

хоть как, нагулянная, да сестричка тебе, моему ненаглядному, из одного брюха-то вы ведь оба выпали… Чистоплюйка поганая, все моет да проветриват, проветриват, сквозняки тока устраиват…Да родненькой ты мой внучоночек…

      Зажав уши, Мурка на цыпочках отошла – да блин горелый, зачем она все это слушала, дура? Нет, нет, не ходить сюда больше… Мимо запертой, в струпьях облезлой краски двери она прокралась в свою чистую, выстуженную комнату: ага, «больше не приходить»! Учебников-то сколько! Ладно, учебники надо сдать обратно в школьную библиотеку, поваляются пока тут… Тетрадки ненужные повыкидывать; оставить только то, что пока нужно к ЕГЭ. Ага, а зимняя одежда? А вторые Васькины джинсы? Одни-то на ней, а эти, рваные, куда? А! Вот в них-то тоже надо пофотографироваться. И вот его две футболки – она их надевала, когда боль становилась совсем нестерпимой, особенно ту, черную, с Микки-Маусом… Нет, оставлять нельзя. Она начала распихивать вещи по пакетам, собирать в коробку краски и запасы бумаги.

      – …Явила-а-ся!! Да вы тока посмотрите, кака цаца к нам заявилася-то, а?! От курва-то, а?

      – Здравствуйте, Эльза Ивановна, – «бабушкой» эту старуху Мурка отроду не называла. И ненавидела свою несуразную в русском мире фамилию, через отца унаследованную от этой паучихи.

      Мать говорила, что бабка врет, будто она принесла в подоле, что нагуляла от чужого мужика, а не от мужа, бабкиного сына – но ей никто не верил. Даже сама Мурка. Ей, в общем, было безразлично. С отцом, настоящий или нет, отношения у нее были нулевые: она не хамила, он не обижал. С другой стороны, отец всю эту зиму сам звонил почти каждую неделю и денег посылал, а если Мурка сама звонила – никогда звонок не сбрасывал, не то что мать – той звони-не звони, не дозвонишься; ну а бабка – плевать на бабку, она в их прежней жизни почти не появлялась. Но года в бабкиной квартире ей хватило сверх головы: даже если Швед не приютит насовсем – а с какой стати? – надо будет начать зарабатывать побольше и снять себе какую-нибудь конуру поближе к Академии. Или правда общежитие выпросить…

      – Чё манатки собирашь? – когда хотела, бабка, прожив столько десятков лет в Ленинграде, могла говорить хоть и простонародно, но «культурно», по-питерски. А вот в злости ее несло дерьмом на каком-то зауральском диалекте: – Куды собралася-то, сикильда?

      – Эльза Ивановна, я ведь понимаю, что мое присутствие вам в тягость. Мне уже есть восемнадцать, так что вы, как родственница, больше не обязаны давать мне приют.

      Слово «родственница», как пинком, выкинуло бабку из разума. Ее прошибло таким многословным поганым фольклором, что Мурка зажмурилась, быстро похватала пакеты и пошла к двери, продираясь сквозь вонь и вопли:

      – Эльза Ивановна, до свидания. Я на днях зайду, заберу учебники, мне их надо в школу сдать ну, и те вещи, что остались. Надеюсь, они вам не помешают в эти несколько дней. Будьте здоровы.

      Бабка схватилась за крест на засаленном гайтане:

      – …Да хоть совсем провались ты к той матери, которая за горкой живет!