Мурка. Ольга Апреликова

у мусорных бачков Муркин мольберт-хлопушку, их с Васькой игрушки и книжки, одежду, вороха детских рисунков, потому что это мешало ей передать квартиру новым владельцам. А теперь зачем-то зовет в монастырь. – Может, они сходят с ума и все забывают. Моя тоже какая-то «с приветом» … А отец что говорит?

      – Говорил: «Доченька, ты умная и красивая, зачем тебе эта мерзавка, у тебя ведь все есть, а чего нет – мы все купим». Ну, и покупал… Вещи, студии танца, репетиторы… И бабушка, его мама, у меня прекрасная была, пирожки-варежки-сказки на ночь, добрая. Но она рано умерла, рак, а отец три года назад поехал с подругой на юг, и на трассе Дон они разбились. Если б не Швед… В общем, я отцову квартиру сдаю, а живу у Шведа. Я без него не могу даже дышать – ну, если он вдруг из города далеко уезжает. Это даже не любовь, не зависимость, а просто он – это я, а я – это он, – Янка прерывисто вздохнула и слегка смутилась. – Чувства такие, да… Самообман, конечно, но так хотя бы жить можно. Он хороший. Добряк. Благородный и весь в творчестве.

      – Мне кажется, он немного… Колдун такой добрый. Да?

      – Есть что-то, – Янка даже не улыбнулась. – Вроде волшебник. И поумнее прочих, да. Ну что, на кассу?

      4

      После вчерашней съемки, когда они со Шведом вернулись с корпоратива в Лахте в три часа ночи, Мурка проспала до десяти и, ясно, в школу на консультацию по математике опоздала. Но она все равно собралась – джинсы-футболка, а в рюкзачок скетч-бук, карандаши, новое платье в цветочек – и помчалась на маршрутку. Идеи надо воплощать, а то они разорвут на клочья. Вышла у Таврического и позвонила Мите:

      – Митя, а ты занят?

      – …Малыша! Ой! Что стряслось?

      – Ничего. Просто уже лето, третье июня, а ты сидишь там в своей норке на четвертом этаже и видишь только ржавые крыши. А я – в Таврике. Приходи на часок, погуляем вдоль прудов, помолчим, поговорим. Часок-то у тебя найдется? Придешь?

      – …Приду, – растерянно согласился Митя. – А ты чего такая добрая, Малыша?

      – Лето потому что.

      Она немного боялась, что Митя придет в одной из своих психоделических жилеток, но он пришел совсем обычный, в серенькой рубашке, в наутюженных Нозой брючках, – только черненькие глазки за очками хитро поблескивали: обычная одежда для Мити – маскарад. Пока ждала, Мурка нарисовала в скетч-буке Ваську на велике – пришлось присматриваться к проносящимся мимо велосипедистам, чтоб вспомнить, где что у велосипеда. Митя, подсев к ней на лавочку, рисунок разглядывал долго:

      – Да… Жаль. Очень жаль мальчика. Добрый был?

      – Всякий. Мальчишка как мальчишка. Знаешь… У него вот тут был шрам, – Мурка отметила точную черточку на Васькиной руке чуть повыше локтя. – Это я звезданула, кирпичом. Хорошо, что на излете, сустав не вышибла. И мизинчик еще – перелом был, потом криво сросся…

      – …За что?!

      – За преступление.

      – А?

      – Когда мы жили на Академика Лебедева, там недалеко в ВМА была стройка. Длилась и длилась. Все дети окрестные туда пробирались – ну, интересно же. Васька тогда был классе во втором,