Фимаитина. Марк Львовский

дочери.

      – Как назвали? – спросила худая, энергичная чиновница.

      – Геула, – раздельно, с достоинством произнёс Фима.

      – Как?!

      – Геула!

      – И что это значит?

      – Ничего, кроме имени, это не значит.

      Не объяснять же ей, что в переводе с иврита это значит «освобождение»!

      – В нашем справочнике имён такого имени нет!

      – Значит, надо расширить справочник.

      – Должна вам заметить, что для всего советского народа его всегда хватало!

      – Но всё течёт, всё меняется…

      – Я должна посоветоваться с начальством. Подождите меня, пожалуйста, в коридоре!

      Фима вышел из кабинета с учащённым сердцебиением. Обречённо сел на жёсткий стул и стал в волнении ждать

      Скоро его позвали. Громко и отчётливо. Фима вздрогнул, встал и вошёл в кабинет. Та же худющая чиновница, но с чуть порозовевшим лицом и злобными глазами.

      – В общем, так, – заявила она, – поскольку выбранное вами имя не находится в реестре имён, принятых на территории СССР, вы должны вернуться к нам с женой для подтверждения ею выбранного имени.

      – Но нам не с кем оставить ребёнка!

      – Можете прийти с ним.

      – С ней. Она – девочка. Её зовут – Геула.

      – А теперь покиньте, пожалуйста, мой кабинет!

      Геула, на завтра приплывшая на маминых руках в кабинет чиновницы, вела себя идеально.

      К середине марта у трехмесячной Геулы нос совершенно отделился от верхней губы, личико стало молочно-розовым, и Фима, даже сердясь на дочь за очередную бессонную ночь, с наслаждением касался губами её круглых щёк и мастерски менял импортные подгузники, подаренные сочувствующими еврейскому движению иностранцами.

      – 20 —

      1987 год был годом всеобщего «отказного» сердцебиения. В феврале из лагеря вернулся Иосиф Бегун, 4-го мая был освобождён из тюрьмы Юлик Эдельштейн и уже в июле укатил в Израиль. Обоих встречали на Казанском вокзале такие толпы, что не снились ни одному освобожденному из ГУЛАГа.

      «Отказники» поехали… И даже на фоне таких событий, известие о разрешении на выезд Иде Нудель прозвучало взорвавшейся бомбой. Она казалась вечной «отказницей». Бесстрашная страдалица и, увы, одинокая, несмотря на звание «матери узников Сиона», несмотря на то, что весь западный мир знал о ней, писал о ней, требовал выпустить её. Но одиночество – это такая штука, которую не восполнит и целый мир. Рядом с ней всегда ощущалась некая неловкость от собственного благополучия, здоровья, наличия семейного очага. Её честность, принципиальность, прямолинейность зашкаливали. Ею восхищались, но следовать за ней было уделом очень немногих. И всего месяц тому назад она навестила Фимину семью и аккуратно кормила удивлённую, но не терявшую при этом аппетита полугодовалую Геулу.

      И, может быть, впервые Фима видел оживлённую