Фимаитина. Марк Львовский

игру. Всё это требовало не только потрясающей ловкости рук, но и незаурядной смелости, ибо «канделябром по морде» тоже бывало…

      Умел с лёгкостью добиваться благосклонности девушек. Небольшого роста, словно вырубленный из цельного каменного куска, необыкновенно сильный физически, с огромными, выразительными лазами, напористый, излучающий неприкрытую страсть, умело создающий у бедной девушки ощущение полной безнадёжности её сопротивления, он почти не знал поражений на сексуальном фронте. Мало того, побеждённая бедняжка, как правило, влюблялась в него, но куда там! Он уже спешил к новым победам.

      Была в нём некая отчаянность, страсть к риску, страсть к преодолению обыденности. Его отношение к советской действительности зиждилось на двух китах: советских людей и милицию можно обмануть или купить, но с КГБ – не связываться никогда.

      Они не расставались с шести лет… Фима на всю жизнь запомнил «Шереметьево» в утро Володиного отъезда. Боль от предстоящей разлуки и обида смешались в горячих слезах, в глухой тоске… Фиму за неделю до отъезда друга вызвали в районный КГБ и сухо сообщили, что он никогда ни в какой Израиль не уедет, и предложили начать жизнь нормального советского гражданина, а иначе… Впрочем, это было заявлено многим «отказникам» и особого впечатления на них не производило.

      Стиснув друга в прощальном объятии, Фима почувствовал отчаяние. Он не стеснялся слёз, хотя понимал, что выглядит жалким, потерянным, маленьким на фоне широко улыбающегося друга, чьи горячие, карие глаза сияли счастьем и самодовольством.

      Конечно, это расставание немедленно дало себя знать стихотворением, названным «Другу, улетевшему в США».

      Самолёт на Рим… Светлеет…

      Сто семей и море слёз.

      Ждёт Америка евреев,

      Оплатив их перевоз.

      Улыбаюсь по уставу,

      Чтоб от горя не орать.

      Ах, не мне досталось право

      Будущее выбирать,

      Мне достались только робость

      Да солёный, мокрый рот,

      Мне досталось – на автобус,

      А ему – на самолёт.

      Всё… Прощай… И деловито

      Он целуется со мной…

      Самолёт, росой умытый,

      Взмыл, как шарик надувной,

      Взмыл от грёз, тоски, ОВИРа,

      Лёг на курс и с глаз долой.

      …Безнадежность конвоиром

      Неотступным шла за мной…

      …Фима, Володя и Мишаня сладкие годы детства провели в подмосковном посёлке Лосиноостровская. Они дружили, любили друг друга, но жизненные пути их, по мере приближения к зрелому возрасту, расходились всё больше и больше, хотя и встречались, и выпивали. Если Фима рос средних способностей, но правильно ориентированным юношей с чётким планом «учиться, учиться и учиться», с последующим поступлением в какой-нибудь институт, куда принимают евреев, то