Фимаитина. Марк Львовский

минуты, на сковороде, полной поджаренного, золотистого лука, шипели одинаковой толщины куски мяса, а на соседней конфорке тихонько подпрыгивала крышка кастрюли, в которой варилась картошка, должная через несколько мгновений превратиться в белые, дымящиеся развалины, обильно сдобренные маслом, чесноком и укропом. Это была обоими любимая еда, вкус которой зависел исключительно от качества мяса. Но год шёл 1986-ой, начало «перестройки», трудности были не только с мясом, но и со всем съедобным, медленно переходившим в несъедобное, по примеру «докторской» колбасы, по виду напоминавшей вынутый из процеженного бульона и затем спрессованный, несвежий, желтоватый творог, вдавленный в рулон полиэтиленовой плёнки. Знатоки поговаривали, что в эту «колбасу» добавляли и нехилое количество крахмала.

      Но никто не умирал с голоду. Мясо – или расхватывали на пути к прилавку, или в подсобках, конечно же, с хорошей переплатой, или покупали ранним утром на рынках, или ездили в какие-то подмосковные дали. Вечный советский дефицит рождал гениев поиска и спекулянтов, без которых жизнь в перестроечные годы была бы просто невозможной. И ничего удивительного, что из страны бежали не только по идейным соображениям, но и ради жратвы, которая на Западе и в Израиле, по знанию многих советских евреев, была красиво упакована, доступна и вкусна. В этом прилюдно, к его чести, признался в 1992 году временно эмигрировавший в Израиль, актёр Михаил Казаков. И никто его не осудил. Максимум, что могли сделать идейные сионисты, это не ходить на его спектакли. Так жёны их ходили…

      – Давай выпьем! – Не ожидая ответа, Фима направился к холодильнику. – В честь тебя, сотворившей этот выдающийся обед!

      Фима налил две рюмки водки; одну из них, наполненную лишь наполовину, протянул жене, потом потянулся к ней за поцелуем, успел увидеть удивлённые глаза, коснулся её тёплых губ, и они выпили. Впрочем, Тина сделала лишь крошечный глоток.

      – Стала трезвенницей?

      – Нет, просто не хочется… Фима, что с тобой? Слёзы?

      – Не обращай внимания. Накатывает иногда…

      Нет, никогда в жизни не расскажу ей. Никогда, ни за что… Неужели я сошёл с ума?..

      – Я тут без тебя… Гебешник приходил…

      – Господи… Что это вдруг? Угрожал? Страшно было, да? – Тина перестала есть.

      – Давай поедим, потом расскажу.

      – Нет, говори сейчас.

      – Потрясающее мясо! Давай ещё выпьем. По капельке…

      – И ты немедленно всё мне расскажешь.

      Фима выпил. Дожевал последний кусочек мяса, нацепил вилкой последний кусок картофелины. Отправил в рот. Откинулся на спинку стула.

      – Ах, Тинка, какая ты потрясающая стряпуха! Да, так о гебешнике… На самом деле, ничего особенного. Приходил лейтенант. Спрашивал, когда устроюсь на работу, уговаривал больше не выходить ни на какие демонстрации, в противном случае, сказал, могу сесть, и сесть надолго… В общем, обычная тоска.

      – Интересно,