Фимаитина. Марк Львовский

что, находясь в государстве Израиль, обязуюсь выполнять несложные поручения российской контрразведки, связанные с улучшением двусторонних отношений между Россией и Израилем. Нанимателем меня особо отмечено, что мои задания никоим образом не будут связаны с применением холодного или огнестрельного оружия, а также с удушением или избиением какого-либо живого объекта. Речь идёт исключительно об интеллектуальной работе. Подписываю этот документ, находясь в здравом уме и памяти…

      Подпись (только чёрными чернилами)…»

      – Прочли? Да я с таким документом и к папуасам бы поехал!

      Лейтенант блаженствовал.

      – Я бы тоже, – сказал Фима и подписал. Трудно сказать, кто в это мгновенье владел его рукой. И откуда вдруг авторучка?..

      Все мы порой оказывались в состоянии настолько подавленной воли, настолько помутнённого разума, что совершали поступки, никак не совместимые с собственным характером, наконец, просто с элементарной логикой. Что движет нами в подобных случаях? Чаще всего – страх. Часто – усталость, бессилие, безнадежность. Или ошеломительная атака какой-то, более чем ты, сильной личности. Или захватывает тебя дух приключений, эдакий приятный холодок внизу живота: «А что, если попробовать, чёрт возьми!» Но хуже всего, когда за принятием дикого для тебя решения стоит обычное: «А, ерунда, обойдётся…»

      Но эти рассуждения хороши только для психически здорового человека. Фима же чувствовал, что с ним происходит нечто, независимое от него, неподвластное разуму.

      «Что со мной? Это же не лейтенант! Это – фантом… Никого нет в комнате… Никого! Почему я боюсь заорать? Тина… Господи, хоть бы она скорей возвратилась…»

      Лейтенант аккуратно вложил лист в папку, завязал её прежним бантиком, сунул в полевую свою сумку, встал, энергично расправил на себе форму, открыл нагрудный карман кителя, вытащил оттуда приятно пухлый конверт, протянул его Фиме и проворковал:

      – Через месяц получите визу, а пока купите себе и жене чего-нибудь стоящего. Наши люди не отправляются за рубеж с голым задом. Да, что касается жены, то я вам советую не врать ей, Фима. Ибо, если вы не доверяете жене, то зачем женились-то на ней? Муж и жена – одна сатана!

      Фима вдруг захотелось заорать, он открыл рот, и из него посыпалось:

      – Товарищ лейтенант, какая у вас раритетная сумка!

      – Заметил… Вот, говорим о преемственности, традициях и прочем. Говорим?! Болтаем просто! А я пуще всего берегу дедову полевую сумку. Дед с ней всю войну прошёл. А потом отец берёг, – он в райкоме партии трудился, – без неё на работе не появлялся. А теперь я… Настоящая эстафета поколений! Вот как надо жить, Фима.

      – А мне подумалось, что вы ко мне прямо с поля сраженья…

      – Что я люблю в вашей нации, так это остроумие. Всегда и везде. При любых обстоятельствах.

      – Особенно, в концлагерях.

      – Фима, у меня нет времени на серьёзные дискуссии.

      – Но какая кожа – столько всего вынести!

      – Глубоко