Хозяйка чужих снов. Мистическая быль. Алексей Большегоров

неизбежности глазах. Взор солдата светился ужасом, он исходил откуда-то изнутри, из самого его естества. И это не был ужас страдания тяжко раненой и умирающей плоти. Равнодушное к боли тело не чувствовало ее. Ей вдруг открылась та жестокая беспощадная истина, что она видит страдания обнаженной одинокой души, идущей навстречу неведомому. Уход из материального осязаемого мира пугал солдата тем запредельным одиночеством, в котором сейчас пребывала его душа. Она кожей чувствовала этот льющийся из его глаз леденящий поток, он струился уже по ее лицу, сковывал и обдавал холодом ее собственное тело. Стряхнув оцепенение, она отпрянула назад и, забыв про одеяло, в смятении выбежала прочь.

      Покончив с операциями, Вера вышла подышать из пропахшего бинтами и карболкой вагона. Морозная свежесть пьянила ее и, держась рукою за поручень, она долго стояла, с наслаждением вдыхая ледяной, пропитанный утром воздух. Вокзал сгорел дотла. Одна лишь печная труба, взорванная посредине, печально напоминала о нем. Закутавшись в уютное тепло полушубка, Вера двинулась вперед по железнодорожному полотну. Легкая поземка бежала ей навстречу, поднимая перед собою мелкую снежную пыль. Стук саперных молотков разрезал хрустальную тишину дня. Финны заминировали ближайшие подходы к станции, и все пространство перед вокзалом было усеяно минами. Закончив разминирование, саперы перешли на другой, более дальний участок, оставив после себя на месте еще не остывшего пепелища жизнеутверждающий знак ” Проход разрешен. Мин нет». Вера подошла к знаку. Воткнутый глубоко в снег, он блестел на солнце серебристой свежеположенной краской. Она огляделась. Вокруг не было ни души. Ей захотелось осмотреть пожарище. Сделав несколько шагов, она очутилась возле камина, чья изуродованная труба грустно взирала на округу. Сама печь почти не пострадала. Только яшмовые, украшенные царскими вензелями изразцы, сильно закоптились. Она поймала себя на мысли, что вся эта прокопченная имперская мишура символично вписалась в царящую повсюду картину хаоса и разрухи. Стали подмерзать ноги и, посчитав свое любопытство удовлетворенным, она собралась, было уходить, как ее взгляд привлек круглый предмет, лежавший на почерневшей балке обрушившихся стропил. Оторванная человеческая голова мерзко осклабилась и смотрела на нее стеклянными застывшими глазами. Тщательно причесанные соломенные волосы и залихватски загнутые кверху усы, облитые черной краской, смотрелись жутковато. Очевидно, заглянувшие сюда саперы решили поразвлечься. Громко каркало воронье, доносился собачий лай. Вера прошла за пепелище и в изнеможении прислонилась к дереву. Страшная картина вчерашней бойни открылась ей. Повсюду были разбросаны раскромсанные, вдавленные в снег и еще неубранные трупы, следы от танковых гусениц проходили прямо по ним. Снег за вокзалом был часто изрезан ими. Человеческие следы и пятна крови виднелись не так явственно, легкий снежок, выпавший утром, успел