Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде. Борис Деревенский

и, подумав, добавила: – Так и быть, тебе я скажу, но с условием, что ты будешь держать язык за зубами.

      – О, ведь ты знаешь, какая я скрытная! – воскликнула Роза и произнесла самые страшные клятвы, какие знала.

      – Так вот, слушай, – сказала Мария. – В сущности, это не моё дело, а дело Александрины Форбен. Я тебе о ней рассказывала: это родственница покойной матушки Бельзунс, которая была настоятельней нашего монастыря. Два года тому назад Александрина выехала с родителями в Швейцарию. В прошлом месяце я получила от неё письмо, полное слёз, в котором она жалуется на нехватку всего самого необходимого. Они живут там в ужасной нищете и считают каждый ливр. А ведь у Александрины как у канониссы была неплохая пенсия, но наши окружные чиновники отменили её, объявив её эмигранткой-роялисткой. Вот я и ходила к представителям посоветоваться, что можно сделать для семьи Форбен, и нельзя ли вернуть эту пенсию. Ведь Форбены никогда не выступали против Революции, и уехали в Швейцарию единственно потому, что отец Александрины нуждался в лечении на водах.

      Мария перевела дух и посмотрела на Розу. Та придвинулась поближе и доверительно спросила:

      – А ты не пробовала поговорить об этом деле с Бугоном? Ведь он как-никак прокурор. Он тебе не откажет.

      – Нет, к Бугону я не обращалась.

      – Понимаю, – кивнула Роза. – Рассказывай дальше.

      – Ну, так вот, – продолжала Мария, – я и пошла в Интендантство. Меня сопровождал Леклерк, управляющий моей кузины, очень воспитанный молодой человек. Он вырос в её поместье и теперь ведёт её счета. Впрочем, в дело своё я его не посвящала, а только попросила меня сопровождать, чтобы потом не было кривотолков. Придя, мы спросили, кто сегодня принимает посетителей, и узнали, что это Барбару. Тогда я вошла в зал для приёмов: там сидели Петион, Бюзо, Валади и ещё кто-то, но они тотчас же вышли, оставив меня наедине с Барбару. Когда я показала ему письма Александрины, он воскликнул, что хорошо знает семейство Форбен ещё по тем временам, когда оно проживало в Авиньоне. Оказывается, мать Александрины дружила с его матерью! Так мы разговорились и беседовали примерно полчаса или больше, а Леклерк оставался в коридоре. Барбару обещал помочь в деле Александрины. Я поблагодарила его и ушла. Вот и всё.

      – И всё? – подозрительно прищурилась Роза. – И это всё, о чём вы говорили?

      – Конечно, мы поговорили немного о политике, об опасности анархии, о том, что угрожает Франции и её народу…

      – И договорились встретиться снова?

      – Он просил зайти через неделю за ответом.

      – Когда опять пойдёшь к нему, возьми с собою меня. Обязательно! Слышишь, Мари?

      – Не знаю, как скоро смогу собраться, – ответила та уклончиво. – Сейчас у меня так много дел, так много визитов…

      Роза прижалась к плечу подруги и доверительно проворковала:

      – Послушай, Мари, что я скажу. Ведь я знаю тебя не первый год, и скажу правду. Ты очень смелая; это у тебя в крови. Мне никогда не быть такой смелой. Ты берёшь людей своей