Злой Октябрь. Вадим Вольфович Сухачевский

Да еще один доктор обнаружил в ее организме вещество, разжижающее кровь, но то заключение куда-то затерялось (его потом отыскал все тот же неутомимый Лежебоко, к этому времени успевший дорасти в чине до надворного советника, и вложил в свою папку с делами Леднева, которая за несколько лет уже изрядно распухла).

      Еще одна вдовушка сверзилась с обрыва в своем ландо, еще одна скончалась от укуса змеи (ну, взбрело ей в голову по лесу побродить, ну, бывает), еще одна угорела от неисправной печки. В общем, женитьб таких с быстрым смертельным окончанием было на счету нашего персонажа штук десять.

      Лежебоко понадеялся, что тут уж даже наш либеральнейший суд присяжных едва ли поверит в совпадения и со своей объемистой папкой под мышкой, наконец отправился к городскому прокурору. Тот выслушал его внимательно, похвалил за усердие и обещал незамедлительно передать дело в суд. Тут бы, казалось, и сказке конец.

      Ан, сказка эта по сути еще и не начиналась. Ибо когда Иван Савельевич Лежебоко явился к прокурору на следующий день, тот был красен от гнева и при виде следователя едва не затопал ногами:

      – Да как вы… Да как вы, сударь, только осмелились?!..

      Вот с этого и надо бы начать, ибо все, о чем я рассказывал тебе прежде – всего лишь рядовая уголовщина, хоть и немалая по своим масштабам.

      Но давай-ка я продолжу историю Леднева немного позже, а пока поясню, почему я, на время оставив тихую Москву и несовершеннолетнего сына (помнишь, тебя тогда на время пристроили к тетушке), приехал в революционный Петроград самолично, хотя для подобных случаев у Тайного Суда существуют (уж не пугайся) профессиональные палачи и судебные заседатели рангом пониже. Да и вообще хочется рассказать тебе, как жила столица в это бурное время и чем она встретила меня.

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      Первое, что встретило меня по выходе из Николаевского вокзала, был выстрел. Стреляли явно где-то неподалеку, но мало кто вообще обратил на это внимание, такое уж времечко наступило.

      Поймав извозчика, я спросил у него – дескать, что произошло. Он посмотрел на меня недоуменно:

      – А что, барин?

      – Как «что»?! Стреляли.

      – А-а… Ну да, ясное дело – стреляли. Видно, вы, барин, нездешний, вот вам и в диковину. А тут постреливают, все уж привыкли. Должно, буржуя кокнули. Не любят здесь сейчас буржуёв… – И добавил: – И вам бы, барин, шляпу эту снять, без шляпы тут оно все ж побезопасней. И пинжачок этот… Не любят здесь теперь пинжаков.

      Через минуту, сворачивая на Невский, мы проезжали мимо убитого. Крови у него из-под «пинжака» натекло уже изрядно. Проходившие мимо то ли старались не смотреть в его сторону, то ли, действительно, настолько за последнее время притерпелись к подобным происшествиям, что попросту уже и не замечали.

      Вот так же как собаку пристрелили Цыганова, палача Тайного Суда, лишь за то, что он вмешался, когда два босяка пытались надругаться над юной барышней, и ничуть не помогло его знание смертоубийственных способов борьбы, столько раз его прежде спасавшие,