Не оставляя. Константин Александрович Широков

поглядывал на нее, не зная как теперь разговорить её.

      У фонтана было людно, наверно ещё и потому, что все дорожки парка вели сюда. Южный вечер уже вступил в свои законные права, но, несмотря на это, довольно много детей с криками носились вокруг круглого бассейна и с восторгом норовили потрогать руками прозрачную воду или дотронуться до хрустальных тонких струй, веером распадавшихся с двухметровой высоты каменной глыбы, на которой стояла в натуральный рост скульптура молодой девы. Взор девы был устремлён вдаль в сторону заходящего солнца в соответствии с модным некогда в среде скульпторов стиле-порыве: она ждала последнего луча, чтобы сказать что-нибудь типа прощай милый, изготовясь без страха и упрёка броситься со скалы или обрыва в какую-нибудь подходящую бездну.

      Даша тоже оживилась при виде фонтана и немая пауза, которая висела между нами, благополучно завершилась.

      – Андрей, обратите внимание на мемориальную табличку. Памятник был сооружён в середине девятнадцатого века на средства известного местного мецената в дар своему городу, – начала она с воодушевлением свою импровизированную лекцию. – Кстати, в музее, где мы были, как раз и жил в то время этот меценат. Это был его огромный дом, в котором он и скончался вскоре после того, как был сооружен памятник-фонтан.

      – А кто эта девица и что она делает на камне? – спросил я, чувствуя, что для налаживания общения крайне необходимо проявить жгучий интерес к начавшейся лекции.

      – Скульптурное изображение девы сделано в память о юной жене мецената, которую тот безумно любил… и которая погибла, упав со скалы в море. Очевидцы говорили, что она сорвалась случайно, но многие и по сей день считают, что она это сделала из-за неразделённой любви к молодому художнику, которому покровительствовал меценат. Впрочем, история запутанная, всё уже поросло былью, и никто не знает, что было на самом деле.

      Сказав это, Даша замолчала, а я, удивившись своей проницательности по поводу безысходного броска девы, высказал ещё одну – точнее свою собственную версию: мол, меценат из ревности сам столкнул её со скалы вместе с шустрым художником, который, предположил я, наверняка рисовал её обнажённой и любовался её наготой. «…А скорее, – многозначительно рассуждал я, – не только любовался…»

      На это Даша, улыбаясь, заметила, что у меня очень хорошо развита фантазия, а значит и память, что очень неплохо для изучения языков.

      Мы обошли фонтан по кругу и, немного постояв у бассейна и всё ещё обсуждая мецената, молодого художника и юную деву, направились к старой набережной, где, по словам тетушки, была смотровая площадка и отличный вид на море.

      – Андрей, а что из английских слов вы запомнили в музее на табличках? – поинтересовалась Даша.

      Кажется, она собиралась мимоходом протестировать мою память.

      – Ничего не запомнил, не досуг было, я слушал лекцию экскурсовода, – ответил я не очень довольный тем, что мы ушли от интересной мне темы взаимоотношений девы и художника.

      – А я не